Последний конвой. Часть 3
Шрифт:
— О, великий эмир, могу ли я, недостойная, обратиться к вам с маленькой просьбой?
— Непременно, — расцвел в очередной «улыбке» араб, — сделаю все что в моих силах для прекрасной Жасмин.
— Пожалуйста, не убивайте наших раненых. Я врач. И просто не могу этого позволить. Простите за дерзость, о великий эмир, о большем не могу и мечтать.
— Нет греха на слепом, и нет греха на хромом, и нет греха на больном. Кто подчинится Аллаху и Посланнику Его, тот попадет в Райские сады, где текут молочные реки. А кто отвернется от Бога, того Он подвергнет
Я несколько секунд честно пыталась переварить довольно странную фразу, но потом сообразила что это просто кривой перевод очередной цитаты из Корана. Эх, знать бы еще какое смысловое значение она имеет? В священных текстах ведь как: не важно, что произносится, важно, как это интерпретируется. Целый сонм толкователей на этом поприще немалую денежку имел, и, наверное, до сих пор имеет.
— У нас иная вера, великий эмир, но Бог тот же самый. Всевышний один, просто верят в него по-разному.
— Каждому — свое, — внезапно блеснул мудростью араб, и глаза его стали жесткими и колючими, — чтобы Аллах простил тебе грехи, которые были прежде и которые будут впоследствии, чтобы Он довел до конца Свою милость к тебе и провел тебя прямым путем, ты должна принять его в свое сердце. Иного пути нет.
Я почувствовала, как подкатывают слезы. Ну почему все командиры любых мастей и расцветок такие бесчувственные сухари? Как мне докричаться до этого отродья Сатаны, прикрывающегося цитатами из Корана?
— Я — врач и давала клятву Гиппократа. Я не могу позволить вам убивать раненых. Если для этого мне нужно принять ислам, я согласна. Аллах ничем не хуже Иисуса.
— О прекрасный цветок Жасмин, твое решение твердо? Не лицемеришь ли ты передо мной? Не пытаешься ли произнести именно те слова, которые мне будет приятно услышать? Ты очень легко можешь обвести меня вокруг пальца, но ты ни за что не сможешь обмануть Его.
— Да не собираюсь я никого обманывать, великий эмир. Аллаху — акбар, и все такое…
Араб озадачился. Араб был в задумчивости. Великое изумление было написано на его мудром челе, испещренном глубокими морщинами. Определенно еще никто так быстро не соглашался принять веру после мимолетного предложения.
А мне что? Я вообще — агностик. Иными словами, всегда открыта для любых предложений. Выучить несколько молитв на непонятном языке и дважды в день постоять пару минут на коврике? Да без проблем! От меня не убудет. Лишь бы этот урод оставил нас в покое и отпустил подобру-поздорову.
— Ну хорошо, душа моя, мы еще вернемся к этому разговору позже. А сейчас я от всего сердца прошу тебя заняться своим долгом. Спасай жизни людей. Нет более достойного деяния, чем облегчать страдания окружающих. Ты даже можешь не делать различия между своими и моими людьми. Лечи всех! А если понадобится помощь, ты не стесняйся. Кто стучится в дверь — тому открывают.
Я вновь почувствовала комок в горле.
— Спасибо вам, о великий эмир.
Шейх сделал какой-то непонятный знак своим людям, и телохранители расступились. Я была свободна. Все еще находясь
Я сделала несколько шагов к ближайшей группе и громко спросила:
— Эсперанто?
Бандиты покачали головой.
— Интерлингва? English?
Молчат. Качают головами.
— Кто из вас говорит на эсперанто? Покажите мне такого.
В ответ ни звука.
Ладно, поищем еще.
Я обошла почти весь лагерь, когда один смуглый наемник внезапно откликнулся:
— Моя все понимать. Моя плохо говорить.
Я несколько секунд пристально смотрела на боевика, пытаясь угадать национальность. Не преуспела.
— Как тебя зовут?
— Ашвани, госпожа.
— Ты — индус?
— Да, госпожа.
— Санскрит? Хинди? Бенгали?
— Хинди, госпожа.
— Черт, тогда действительно лучше на английском.
— Да, госпожа.
— Я врач. Буду лечить раненых. Мне нужен помощник. Приказ эмира.
Неправда, конечно, но пусть шейх простит меня за этот маленький обман. Да и не пойдет этот недалекий проверять мои слова к Самому. Зассыт.
— Да, госпожа. Приказывайте, госпожа.
— Идем со мной, мне нужно провести осмотр и оказать первую помощь. Держи чемодан.
Раненых оказалось намного больше, чем я думала. Уже через пятнадцать минут я поняла, что от Ашвани толку, как от козла молока. Поэтому решила рискнуть и велела тому немедленно разыскать моего помощника Василя среди пленных. Это, конечно, уже сверх наглость, и о моем самоуправстве наверняка доложили шейху. Но мне к тому времени уже было наплевать.
Охрана долго не хотела отпускать пленника под честное слово от какой-то стремной бабы, которую никто даже толком не понимал. Переводчик из Ашвани оказался еще хуже, чем ассистент полевого хирурга. Бормотал невнятно, да пальцами на меня указывал. Вот и весь перевод. Послал Аллах помощничка, мать его за ногу.
Вдвоем вроде бы убедили охрану, пленника нам выдали в целости и сохранности. Следующим шагом я нацелилась на скорую. В конце концов машина оборудована всем необходимым, значит, по праву принадлежит врачу. Кто бы там на нее не зарился, глотку перегрызу, но не отдам. Это мой инструмент! Такой же, как скальпель, тонометр или шприц.
На этот раз переговоры затянулись, сменилось несколько начальников разного уровня, но все-таки вопрос решился без обращения к эмиру.
Забрала скорую, осмотрела — все в порядке. Ничего не разграбили. Ничего не поломали. Перегнала сама, хотя водитель из меня — так себе. Ни одна тварь не подошла помочь. Только стояли и глазели, как я, путая газ с тормозом и громко сигналя, рывками пытаюсь ехать по лагерю.