Последний козырь

Кондаков Алексей

– Знаю, дорогой, наступаем на север, но… – Павел многозначительно поднял палец и, подмигнув, ткнул его в план. – Прежде всего надо обеспечить всем необходимым авиацию.

– К черту авиацию! – взорвался кавказец. – Ты знаешь, кто я? Не знаешь? Так я тебе скажу: интендант Терско-Астраханской бригады есаул Дариев. – И снова устремился в атаку: – Слушай, па-ачему не даешь овес? На Мелитополь кто идет? Ты или я?

Наумов осуждающе покачал головой.

– Не беснуйся, мюрид,[5] сейчас прикажу выдать.

Кавказец мгновенно просиял. Лицо – как Кура в солнечный день, а глаза – как блики на ее воде.

– Бузныг,[6]

полковник, хцауштен,[7] на этот раз большевикам будет сделан, запомни мое слово, настоящий газават.[8]

Кивок в знак согласия и дружеское приглашение:

– Будешь еще в Севастополе, заходи, буйный мюрид.

Дариев одернул черкеску, взялся за рукоятку кинжала и, крикнув: «Ражьма!»,[9] исчез за дверью.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Высоко в небе парил орлан-белохвост. Он описал широкий круг над ковыльной степью и вдруг камнем ринулся вниз. Казалось, еще мгновение – и он разобьется о землю. Но орлан распластал свои могучие крылья и, погасив падение, стремительно пронесся над самой землей, выбросил вперед когтистые лапы и широко открыл клюв. Еще один взмах крыльев – и когти вонзились в спину лисы.

Врангель наблюдал из окна штабного вагона за полетом и броском орлана на жертву. «Вот тактика, которая обеспечит нам успех, – думал главком. – Ошеломляющая воображение противника внезапность, предельная стремительность и широкий маневр в интересах мощного удара по самому уязвимому месту боевого порядка».

Орлан взмыл в воздух, но, обремененный добычей, потерял скорость и высоту. Это стоило ему жизни: глухой выстрел оборвал его полет.

«Главное – ставить перед войсками посильные задачи, – продолжал размышлять Врангель. – С такими ограниченными силами рваться на Донбасс – значит, уподобиться этому орлану. Захватить можно, но удержать – нет». Главком поймал себя на том, что все чаще думает, как бы не зарваться и все-таки достичь имеющимися силами возможно большего эффекта.

– Запросите о ходе высадки Терско-Астраханской бригады генерала Шифнер-Маркевича в районе Кирилловки, – приказал он порученцу.

Генерал Анин – тонкий, высокий шатен в идеально отутюженном мундире – тихим, вкрадчивым голосом доложил:

– С канонерской лодки «Страж» передали, что в соответствии с вашим приказом бригада уже начала продвижение на Мелитополь. Продолжается высадка пехотных дивизий.

– Передайте генералу Слащову: бригаде Шифнер-Маркевича к середине дня захватить станцию Акимовка, перерезать железную дорогу Мелитополь – Джанкой и закрепиться до подхода главных сил.

Генерал Анин мягко, но четко повторил приказ и вышел в аппаратную.

Казалось, все шло хорошо, а на душе главкома было тяжело. Он понимал, что война – сама по себе и военные действия – это производное от политики. А вот политика стран Согласия слишком противоречива. Каждый тянет в свою сторону. Конечно, господин Мильеран торжествует: события развертываются по французскому компасу – на Донбасс. А премьер-министру Англии Ллойд Джорджу этот ход событий явно не по душе. Только что секретарь морского ведомства Лонг заявил в нижней палате, что, поскольку советская Каспийская флотилия под командованием Раскольникова заняла Энзели, британские военные суда будут находиться в Черном море. Он с сожалением констатировал, что тридцать шестая пехотная индусская дивизия, командовал которой английский генерал Шампейн, сдалась

красным в плен. Это означает, что бакинская нефть потеряна. А в связи с наступлением Врангеля на север надежда на захват кубанской нефти тоже становится призрачной.

«Мильеран полагает, что я устремился через Донбасс на Москву, – размышлял Врангель, прохаживаясь по вагону. – Я бы и пошел, но казаки не пойдут. К своим куреням – только сигнал дай, а в Московию – нет. Разбегутся».

Командующий не мог забыть случайного разговора, свидетелем которого он оказался.

Во время объезда Донского корпуса ему пришлось задержаться в 3-й Донской дивизии генерала Гусельщикова. Андриан Константинович оказался гостеприимным хозяином, но много пил, мало закусывал. И не дотянул до «стремянной». Закруглив пиршество, Врангель вышел подышать свежим воздухом. Стояла тихая звездная ночь. Невдалеке, около стога сена, светился маленький костер. Сам не зная почему, Врангель пошел в его сторону. Увлеченные разговором, казаки не заметили остановившегося в темноте генерала.

– Эхма-а, – протянул хриплый от махры и самогона голос, – теперича прилечь бы на густую траву займища да потянуться…

– Теперича, – передразнил его другой. – Не жди ентого. Вон слухи – на Москву опять идем.

– Нам там делать неча. Да и войск на енту операцию – кот наплакал. Выйдем на российские просторы и потеряемся. Генгус [10] будет аукать Туркула,[11] а тот станет опять насильничать, ну и как енто: «Самогон, вино и спирт – все глушил он будто воду, в счет казенного доходу». Нет, нельзя нам на Московию иттить. На Дон, Кубань надобно подаваться. Там свои куреня. Глотку перегрызем, а землю донскую не отдадим…

Беспокойные мысли взвинчивали настроение Врангеля. «Нет, ни Вильсон, ни Мильеран, ни Ллойд Джордж определили мой курс борьбы, – думал он. – Его определил тот самый казак у костра: „Нельзя нам на Московию иттить. На Дон, Кубань надобно подаваться…“ Мудро рассудил казак… Да-да, я поведу свои войска на исконно казачьи земли и подниму над ними трехцветное знамя любезного моего Отечества».

Остановившись у карты, Врангель громко произнес:

– Северо-Кавказская республика! – и вслушался в свои слова, которые гулким эхом прокатились в его душе: «Президент Северо-Кавказской республики».

Вошел генерал Анин и замер у двери:

– Слушаю вас, господин главнокомандующий.

– Я вас не вызывал. Впрочем… скажите, Геннадий Акимович, вы верите в то, что я веду свои войска на соединение с армией Пилсудского? – спросил Врангель и, не ожидая ответа, продолжал: – Представьте себе общую картину событий. Советы прорвали Польский фронт и бешено рвутся вперед. Там их лучшие ударные группировки и Конная армия Буденного. Что против них ясновельможный полководец Пилсудский? Нас разделяет более трехсот километров, войска его, охваченные паническим ужасом, бегут. А я должен создавать видимость, будто иду на соединение с ним, чтобы со своими четырьмя корпусами развивать наступление на Донбасс, а затем дальше, на Москву… Кто в это может поверить? – Врангель нервно тряхнул головой, словно хотел отбросить сомнения. – Нет, только Дон и Кубань, только казачье государственное образование под протекторатом хоть самого дьявола, – твердил он, возбуждая себя. – Вперед и только вперед!.. Мощный, внезапный удар, стремительность маневра и неистовый натиск!..