Последний козырь
Шрифт:
– Совершенно верно, мой разлюбезнейший друг. Врангель – вождь, которого, как сказал Элиан: «Демосфен сделал оратором, Эпаминонд – воином, Эгесилай – исполненным великодушия, а Сократ – мудрым». Только такой выдающийся вождь, как генерал Врангель, способен рождать грандиозные планы борьбы за единую неделимую Россию.
– Но для осуществления грандиозных планов необходимы грандиозные силы.
– Э-э, мил друг Павел Алексеевич, да, никак, вы тоже заразились болезнью, которую я называют «хронической обреченностью». Эпидемия
– Нет, что вы. Я настроен бороться против крымской эпидемии до полной ее ликвидации, – ответил Павел, вкладывая в эти слова свой смысл.
Воспользовавшись тем, что мимо ехал свободный извозчик, Наумов остановил его.
– Вы уж, Вадим Михайлович, не обижайтесь. Спешу к Антону Аркадьевичу: он что-то занемог, – солгал Павел, чтобы отделаться от Любомудрова.
– Ну, что ж, передайте генералу мой нижайший поклон.
Сказав извозчику свой адрес, Павел тяжело откинулся на сиденье.
«Как же все-таки раздобыть план кубанской операции?.. Решение только одно: проникнуть в рабочий салон Улагая, вскрыть сейф. Полагаясь на память, нетрудно запомнить основные данные плана. Именно запомнить, потому что на снятие копии времени не будет, а брать его нельзя: потерянный план операции всегда заменяется новым».
Запомнить основные, определяющие элементы плана было для Наумова делом несложным. Боевой состав казачьих дивизий и отдельных частей, которые могли быть введены в состав группы особого назначения, он знал. Ему хорошо была знакома и местность. К тому же сведения об армии генерала Фостикова и о десанте полковника Назарова уже имелись в штабе Кавказского фронта. Оставалось запечатлеть в памяти только основной состав группировок, места их высадки и направление боевых действий.
2
Катер миновал акваторию Севастопольского порта и пересек линию затопления кораблей. Слева тянулись крымские фиорды: Стрелецкая, Круглая, Камышовая и Казачья бухты. Обогнув Херсонесский мыс, на котором возвышался маяк, катер потянул волнистый шлейф вдоль южного берега. Легкий морской бриз волновал синюю гладь воды.
Таня сидела у левого борта.
Она, казалось, была совершенно увлечена неповторимыми красотами ай-петринской Яйлы. Лишь изредка они перебрасывались словами, которые не имели никакого отношения к тому, о чем их хотелось поговорить.
– Здесь где-то близко будут Байдарские ворота, – вспомнил Павел. – Говорят, одно из самых красивых мест. Не прозевать бы.
– Обогнем мыс. Сарыч, а там увидите, – ответил моторист. – На берегу – Форос, на перевале – Байдарские ворота. Версты три, не более.
– Мне рассказывали, что рядом с Форосом находится имение князя Потемкина-Таврического.
– Разрешите доложить, ваше высокоблагородие, имение князя Потемкина да дворец Воронцова самой знатной красоты будут. Другие тоже ничего себе, но эти – в особенности.
– Не возражаете, Таня, если
– О чем вы спрашиваете, Павел Алексеевич, – оглядываясь завороженно вокруг, сказала Таня. – Неужели существует что-нибудь более величественное, чем то, что мы видим: это огромное, с черноватой синевой море, эти суровые скалистые горы. Даже дух захватывает. И мы – безнадежно маленькие существа – копошимся в этой необозримой, немыслимой безмерности.
Катер стал прижиматься к берегу. Вскоре среди густых крон можжевелового леса, перемешанного с дубом, показались здания, увенчанные башнями. Это было имение «Мелас».
Под сенью раскидистого платана стояли Лобастов и толстый армянин-садовник.
– Скажите, пожалуйста, где мне найти управляющего имением? – спросил Наумов.
– Что вам угодно, господин полковник? – поинтересовался Гавриил Максимович, давая понять, что он и есть управляющий. Ни одна черточка лица не выдала его удивления и тревоги.
– Нам хотелось бы ознакомиться с достопримечательностями этого великолепного образца зодчества, – сказал Наумов.
– Если можно, конечно, – добавила Таня.
Управляющий отпустил садовника и, пригласив жестом даму и полковника, направился вверх по аллейке, обсаженной декоративными растениями.
– Пожалуйста, пройдемте со мной. Сначала я покажу вам имение в общем виде.
Они медленно поднялись к одиноко стоящему дубу, от которого был виден главный корпус имения.
Управляющий хорошо знал и интересно, хотя и скупо, рассказывал историю имения. Затем он провел гостей по всему дворцу, а в картинной галерее, став посередине зала, развел руками:
– Ну а здесь лучше каждому остаться наедине с картинами.
И, откланявшись, он вдруг обратился к Наумову:
– Не могли бы вы, господин полковник, уделить мне несколько минут. Пользуясь случаем, я хотел посоветоваться с вами по одному важному для меня делу… Если вы позволите, конечно, – повернулся он к Тане.
– Пожалуйста! – машинально сказала она, залюбовавшись одним из портретов.
– Ну, вот и чудесно. Мой кабинет рядом. – Гавриил Максимович указал на открытую дверь. – Мы с господином полковником побеседуем там.
В кабинете Лобастов подошел к окну, осмотрелся и, повернувшись к Наумову, обеспокоенно спросил:
– Что случилось, Павел Алексеевич?
Наумов кратко рассказал о предполагаемой высадке крупной группировки войск под командованием генерала Улагая на Азовское побережье Кубани. Он вытащил портсигар и подал его Лобастову.
– Для передачи в Ростов здесь все зашифровано. Но это пока в общих чертах.
Они обменялись портсигарами.
– Сегодня в полночь я передам эти сведения по сети морской радиосвязи. – Гавриил Максимович глянул в текст: – Сведения весьма важные, но это не давало вам права рисковать.