Последний поход
Шрифт:
— Но это не стоило того, чтобы стреляться, — покачал головой священник.
— Батон не позволил. Остановил.
— Слава тебе, Господи, — перекрестился Мигель.
— Да как ты не поймешь, из-за меня все это. Я во всем виновата. Все, за что ни возьмусь… все не так получается, — Лера заплакала и закрыла лицо руками. — Не знаю уже ничего. Не могу… Не хочу.
Он сел напротив нее.
— Нагнись. Наклони голову, — неожиданно попросил придвинувшийся к ней Михаил. — Наклони-наклони, не бойся.
Когда Лера, не понимая, послушалась, Мигель
— Зачем это? — спросила Лера, когда священник сделал ей знак поднять голову.
— Чтобы все было хорошо, — мягко улыбнулся Мигель, глядя в ее заплаканное лицо. — Сними перчатки.
— Ты что, нельзя! — воспротивилась Лера, посмотрев на свои руки, зажатые между колен. — Инфекция…
— Да какая там инфекция. Нет в этом доме ничего. Это просто человеческие руки, и все. Твои и мои. Давай, снимай…
Не дожидаясь ответной реакции, Михаил осторожно взял руку девушки и медленно стянул с нее перчатку. Потом так же бережно снял вторую, пока Лера молча следила за ним.
— Вот видишь, — прошептал Мигель. — И ничего страшного.
Он мягко взял ее дрожащие ледяные пальцы в свои.
— Просто тепло, и все.
— Просто тепло, — тихо повторила Лера и, неожиданно подавшись вперед, обняла Михаила за шею. — Спасибо тебе.
Он, гладя ее по спине, смотрел в окно, на которое опускались первые снежинки приближающейся пурги. А она, прижимаясь к его плечу, глядела на мятущийся за щербатой заглушкой огонь, слушая, как с тоненьким свистом начинает закипать чайник.
— Пожалуйста, поплыли со мной.
Наблюдая усиливающуюся метель, Мигель не ответил. Сейчас он видел совсем другую картину.
После совещания, на котором внезапно выяснилась новая угроза заражения, «Иван Грозный» стал напоминать корабль-призрак. Коридоры были пусты, многочисленные отсеки — тоже. Со стороны камбуза не пахло едой. Внутри лодки не раздавалось ни единого звука, кроме работающих кое-где механизмов.
Члены команды разбрелись кто куда или просто заперлись по каютам, полностью отдав лодку на откуп ремонтникам «Дракона». Встречаясь в узких коридорах, скупо перебрасывались несколькими фразами, предпочитая побыстрее скрыться друг от друга. Недоверие росло с каждым часом, предшествовавшим запланированному корейцами отправлению.
Томившиеся в изоляторе Паштет и Треска забились по углам, изредка стреляя друг в дружку настороженно-недоверчивыми взглядами.
— Тоска смертная. Говорил я тебе, не надо было эту заразу на борт тащить, — по новому кругу завел шарманку Треска. — Так нет же. Консервы, блин. Тьфу!
— Ой, да брось, — фыркнул кутающийся в ватник Паштет. — Между прочим, о консервах ты сам первый сказал. Сам же и пробовал.
— А кто меня заставил? — ткнул пальцем в соседа кок и тут же поморщился, снова зачесавшись. — Ты и заставил, черт веревочный.
— От пресноплюя слышу. Чешешься, как блохастый.
— А сам-то.
— Мог бы и не жрать,
Лязгнуло окошечко в двери, и в него одна за другой просунулись две миски с какой-то клейкой, слипшейся в комочки едой.
— Что это?
— Ужин, — бесцветным голосом доложил снаружи Савельев.
— Это кто ж так над ухой надругался? — принюхался поморщившийся Паштет.
— Эй! Постой, братуха, — разобрав паек, повара прильнули головами к узенькому отверстию. — Как там остальные-то? Ничего?
— Не знаю. Пока вроде тихо. Пора мне, ребята.
— Да погоди ты! Куда спешишь? — Треска оттолкнул от окошка Паштета, и тот, усевшись на полу и скрестив ноги по-турецки, принялся наворачивать еду, зачерпывая из посуды прямо рукой. — Может, ты нам хоть домино принесешь, а? А то тут скука смертная, хоть на стены лезь.
— Коробка в щель не пролезет, — критически оглядев оконце, заключил Савельев. — А дверь открывать Тарас строго-настрого запретил, пока до Чили не доплывем.
— В гробу мы видели ваше Чили! Хоть до гальюна выпусти. Я же ща лопну.
— Пока не положено. Потерпите.
— Да чего ты как не родной-то!
— Кстати, а почему Лерки с нами нет? — подал голос жующий Паштет. — Она ведь тоже на камбузе работает.
— Потому, что в тот момент ее с вами там не было. Ладно, сидите, попозже еще проведать зайду и миски забрать. Ешьте, — оконце с лязгом захлопнулось, и послышались удаляющиеся шаги.
— Тьфу, едрить твою, — разочарованно зыркнув на рифленый пол, Треска с кряхтением уселся рядом с ужинавшим Паштетом.
— Руки оборвать тому, кто готовил это говно, — глубокомысленно отозвался тот. — Такими темпами мы не от вируса, а от несварения или голодухи тут скопытимся.
— Да? — ехидно поддел Треска и поставил свою плошку на колени. — А чего жрешь тогда за обе щеки?
— Есть охота, — просто ответил приятель.
— Слушай, — оторвался от еды осененный Треска. — А если они нас тут оставят?
От внезапной мысли Паштет подавился очередным комком ужина. Об этом он явно не задумывался.
— Не-е, — наконец, с трудом проглотив, неуверенно протянул он. — Тарас нас тут ни за что не бросит. Мы же теперь на борту все наперечет.
— Расскажи это ребятам, которых к нам в качестве новой команды с танкера направляют, — прочавкал Треска.
— Забыл, — уныло отозвался Паштет. — Но все равно он нас не выбросит. Столько вместе прожили да в походе перенесли. Не по- офицерски это.
— Твои слова да Богу в уши.
Некоторое время ели молча.
— Слышь, помнишь, Савельич сказал, что эта дрянь, по запискам Ежи, не передается воздушно-капельным.
— Ну.
— А с кем мы еще после этого общались? Ну, касались кого?
— Так, — посмотрев в потолок, Треска нахмурил и без того испещренный морщинами лоб. — Мы были на камбузе, потом эта дура драконовая к нам приплыла. Лерки и вправду не было, у себя отлеживалась, видать. Потом нас всех на танкер согнали.