Последний полет Гагарина
Шрифт:
Королёв искренне надеялся, что я, по должности координатора включённый в комиссию Келдыша, пролоббирую интересы его объединения. Когда в Подлипках с гордостью демонстрировал мне узлы «Восхода», предназначенного для облёта Луны, прозрачно намекнул:
— Юрий, слышал, что американе не будут отрабатывать элементы «Аполло» на орбите Земли? Готовы рискнуть и сразу шуровать к Луне. Торопятся, боятся, что мы опередим, потому что их «Джеминай» не приспособлен для лунных дел, «Сатурн-5» ни разу не летал, а мы — двигаемся! У нас стыковки и пересадка на орбите, дозаправка, пока на голову впереди. Именно — пока… Если не снизим темп. Когда Совмин отдаст деньги и фонды «Южмашу», многопусковая цепочка начнёт тормозиться. Когда, ты говорил, их посадка на Луне?
— Так не я, Сергей Павлович. Президент Кеннеди. Несколько более авторитетный
— Вот! Юра, постарайся. Просрём ресурсы и время — пропустим NASA на Луну.
Что ему ответить? Я болею за советский космос вообще, а не только за Королёва лично. И прекрасно вижу, что далеко не всё, им предложенное, лучшее на свете. Н-1 тому пример, допустим на секунду, что нашу ракету научили летать, и сравним её с «Сатурн-5». Стартовая масса под три тысячи тонн, тяга двигателей первой ступени порядка пяти тысяч тонн, а на поверхность Луны сел бы только пятитонный корабль. Ракета фон Брауна примерно той же стартовой массы, тяга пяти движков первой ступени несколько меньше, зато масса прилунившегося корабля втрое больше. При всей личной неприязни к Глушко и Челомею, их гидразиновая трёх- или четырёхступенчатая ракета с двигателями РД-1000 в первой ступени, скомпонованная по образу и подобию УР-500/«Протон», выглядит куда более многообещающе, чем перспективный «Союз» с отечественными копиями F-1. Королёв пустился по экстенсивному пути: больше тяги, больше веса, запас компенсирует любые ошибки и недоработки.
— Сергей Павлович, конечно, я использую аргументы в нашу пользу максимально. Но скажите честно: сколько пусков потребуется, наконец? О трёх — давно забыть.
— Давай считать вместе, если сразу не прикинешь. Поскольку третью ступень ракеты-носителя пришлось ещё увеличить, а это уже предел по массе, исходя из тяги первой и второй ступени, для заправки на орбите нужно три танкера. Итого четыре пуска. Причём третья ступень выводится без обитаемого отсека. Стыковки у нас получаются беспилотные. Только когда она заправлена, летит лунный ЛК — пятый пуск. Последним пилотируемый корабль «Восход», стыкуется с ней, шесть. И вот тогда только сцепка готова стартовать к Луне. Я бы ещё дублировал, чтоб космонавта ждал на поверхности второй корабль, готовый к пуску в случае неисправности первого лунного аппарата. Келдыш только фыркнул: мы не поддержим. По этой логике дублировать надо всё, а, значит, удваивать стоимость полёта. Все мои доводы, что НИОКР дороже, проигнорировал, закрывшись единственным аргументом: столько не дадут.
— Денег нет, но вы держитесь.
— Что ты сказал, Юра?
— Не обращайте внимания. К слову пришлось.
Я давно понял, что мало с кем Главный решается на столь длинные и откровенные спичи. Вообще старается говорить коротко, только если это не доклад на Совете генеральных конструкторов или перед членами Президиума ЦК. Изливает душу.
Он — не просто проектировщик ракетных систем и космических кораблей. Главный по тарелочкам, в смысле — главный по кораблю «Восход» у нас Мишин, лунным ЛК занимается другое КБ объединения. Королёв — вообще Главный, потому он и является фактическим руководителем всей пилотируемой отечественной космонавтики и каждого отдельного полёта в частности. Его нельзя подвести, даже если Сергей Павлович в чём-то неправ.
— Давайте уточним для непонятливого задачу ближайшего эксперимента, без посадки. Корабль движется сразу с коррекцией траектории, выход на орбиту Луны, полувиток, снова коррекция — и домой, минуя эксперимент с облётной схемой? Так, товарищ Главный?
Облётная — проще, гравитация естественного спутника Земли разворачивает корабль, требуется только небольшая коррекция, именно так летел злосчастный «Аполло-13» после взрыва на борту, американцы сочли этот маневр проще, чем включать двигатели на торможение и сразу дуть домой, но увеличилось время пребывания в космосе. Для астронавтов это едва не стало гибельным из-за кризиса системы жизнеобеспечения.
— А что делать, Юра? На это деньги есть. Если не позже зимы на шестьдесят четвёртый мы обогнём Луну, беспилотно и управляемо посадим спускаемый аппарат, кто надавит на «стоп-кран»?
— Желающих давить —
— Бабакин… Такой неприметный был. Но его сильно поддерживает Келдыш. Сам понимаешь — почему.
— Само собой. КБ Семёна Лавочкина давно отошло от самолётостроения. Их крылатая ракета «Буря» считается детищем и Келдыша в том числе, он много раз возвращался к ней в разговорах. Когда Семён Алексеевич умер, говорят — прямо на руках у Бабакина, тот унаследовал не только лавку Лавочкина, но и расположение Келдыша, сейчас выступает как главный инициатор отказа от пилотируемой космонавтики в пользу автоматических автономных или телеуправляемых систем, увы.
— Ты, похоже, уже лучше меня разбираешься в подковёрных играх.
— А как раньше было просто, вспомните: я сказал — поехали, вы пожелали удачи, успех, триумф, никто не тявкал, что нужно иначе.
— Никогда не было просто, Юра. А дальше всё сложнее и сложнее.
Эти сложности не видела супруга. Она вышла из декрета, устроившись на работу в Институт военной и космической медицины, где из меня и моих коллег по отряду зимой с пятьдесят девятого на шестидесятый извлекали организм, изучали и засовывали обратно в тело с неохотным «годен». Общалась с медиками да с жёнами космонавтов, оттого сильно потеряла в осведомлённости о моих делах, я же травил байки об отряде космонавтов, как немцы плохо понимают русский язык и постоянно переспрашивают «вас ист дас». А вот что Глушко и Черток написали очередное послание в межведомственную комиссию Келдыша, настаивая на перераспределении очередных ракетно-космических проектов, нам с Королёвым в минус, ей знать и волноваться не стоило.
Был побочный эффект от её неинформированности, вполне естественный, она видела мою озабоченность, но не понимала причин.
В октябре вытащила меня в Большой театр. Так сказать, сменить обстановку. На футбол я бы и сам прекрасно сходил с космонавтами, прицепив парик и театральную бороду с усами, иначе не пройти через толпу.
Но супруга заверяла, что только прикосновение к прекрасному даст истинный релакс. Вообще-то убеждён, что её эстетство несколько показное, как и частое злоупотребление латынью. Пластинки, привезённые из США и Кубы, гораздо более затёрты иглой проигрывателя, чем советская классика, и здесь не только женькина заслуга. У благоверной глубоко внутри сидят неистребимые комплексы провинциалки, вырвавшейся на высший уровень. В нашей квартире как-то останавливались на ночь её подруги из Оренбурга, оканчивавшие с ней медучилище, Алла принимала их как родных… и не могла удержаться от ноток превосходства. Когда на радиоле крутилась пластинка Утёсова, её купила в ГУМе одна из гостивших, моя как бы невзначай вставила:
— Мы с Юрой ходили на концерт Утёсова «Перелистывая страницы» в Театре эстрады. Мэтр пригласил нас за кулисы. Очень импозантный мужчина, не глядя на возраст.
Девушки вздохнули. Для них и билеты дороги, и не достать, в кассах их мало, разбирают мигом, а большая часть распределяется через профкомы предприятий либо сбывается с рук по блату — с наценкой в несколько рублей.
В Большой, конечно, она не позволила напялить бороду и усы. Выход был обставлен с некоторой торжественностью, подъехали на «Волге» под управлением сотрудника «девятки», он же открыл дверь машины, припаркованной максимально перед главным входом, я подал руку жене, и мы под руку прошествовали к колоннам. Я топал в майорской форме, она, что уже стало привычным, вышагивала в красных югославских сапогах на каблуках, её пышная шапка возвышалась над моей фуражкой. Предъявили пригласительные, доставленные курьером лично от директора театра, КГБист просочился следом, предъявив удостоверение. В отличие от выпускниц медучилища, никто не платил за билеты и не выстаивал очередь.
Нас замечали практически все, Алла, пусть ей немного обидно, исполняла роль шикарного дополнения к великому и могучему герою всех времён и народов, тосковавшему по бороде и мимикрии под безобидного дедка. Её тоже запомнили и узнавали, кстати, благодаря фоткам со мной. Хорошо, что в Большом публика культурная, меня приветствовали, но не донимали. Лишь в правительственной ложе приветствовали как знакомого, тем более там собрались действительно сплошь знакомые товарищи из ЦК и Совмина в сопровождении половинок. Жёны чиновников, в основном монументальные дамы полного телосложения с высоким начёсом на голове, дружно и открыто возненавидели Аллу Маратовну, доставив ей истинное наслаждение.