Последний рассвет Трои
Шрифт:
— Плывем, — сказал я, и все согласно кивнули. Плывем, конечно, не возвращаться же из-такой мелочи.
Абарис передал весло товарищу, раздул огонь в горшочке и усмехнулся, довольный. Он бросать будет. Знатнейшие воины чуть не передрались за эту честь и теперь завидуют мне самой черной завистью. Еще бы, мальчишка, который пришел на свою первую войну, подвиг совершил, о котором можно по вечерам внукам рассказывать. Поэтому мое участие в этом действии даже не обсуждается. Сижу и гребу молча.
— Арма, прошу, закрой свой глаз! Если закроешь, я принесу тебе в жертву овцу! — прошептал Абарис, подняв лицо к луне, которая, как назло, не хотела прятаться за облаками. Она сияла изо всех сил, даже не думая нам помогать. Наверное, ночному богу тоже
— Ну, как хочешь! — зло сказал воин и гордо отвернулся от ночного светила. — Смотри, я тебе предлагал! Овца — хорошая жертва! Не давать же тебе за это быка!
Сотня шагов! Полсотни! Лагерь ахейцев по правую руку от нас, на расстоянии броска камнем, и сейчас «собачья вахта», время перед рассветом, когда сон самый крепкий. Да… А вот кое-кому об этом сказать забыли. Рослый воин развязал набедренную повязку и с задумчивым видом держал в руках самое драгоценное, что есть у мужчины, возвращая лишнюю влагу богу моря.
— Эт-то что еще такое? — не понял он спросонок, увидев незнакомые корабли, которые появились в свете луны.
— Что-что! — зло прошипел я и всадил ему стрелу в живот. — Сдохни, гад!
Язык ахейцев нам понятен, ведь мы и торгуем с ними, и воюем, и баб их за себя берем. Тут у многих вторые имена греческие, от матерей полученные. Ахеец застонал, а потом заголосил благим матом, перебудив и лагерь, и часовых, которые клевали носами.
— Да провались ты! — заорал Абарис и бросил горшок, раскрутив его как следует.
— За корабли правь! — крикнул я. — Так не достанут! Смените меня на весле!
Совет оказался дельным, и мы отошли от берега, но лучники на кораблях не спали тоже. Все же ахейцы не полные идиоты, и кое-какие выводы сделали. Засвистели стрелы, и среди дарданцев появились первые раненые и убитые. Я тоже прицелился и снял лучника на корме монеры, а Абарис забросил туда еще один горшок. Знаете, чего нет у моряков? Обуви у них нет. Не нужна она и вредна даже, потому что у кожаной сандалии сцепление с палубой намного хуже. Но в этом есть и немалый минус. Попробуйте затоптать занимающиеся угли босой ногой и поймете, как просто потушить пожар на античном корабле, где нет ни кошмы, ни огнетушителя, ни даже щита, где висит приделанный намертво багор, топор и идиотское красное ведро в виде конуса. Ничего этого нет, зато есть паруса, бухты канатов, просмоленный корпус и даже пропитанная той же смолой пакля, которой конопатили швы между досками. И все это прекрасно горит.
Уже минут через пять мы правили в море, любуясь тем, как полыхает один корабль, как пытаются потушить второй, бросив на это все силы, и как выходит в море третий. Вот невезение. Хорошо, что есть план Б. Он всегда должен быть.
Красиво плывет боевая монера. Могучие парни бьют веслами по морской глади, став похожими на одно огромное живое существо. Выглядит это в лунном свете просто фантастически, и даже толпа озверевших от ярости воинов на палубе почти не портит это волшебное зрелище. Морской бой в этом мире заключается в сближении и перестрелке из луков. Абордаж тут никому неизвестен, тараны и метательные машины тоже. И это прекрасно, потому что так у нас есть неплохой шанс.
Наш самый маленький, восьмивесельный кораблик, который был длиной в двенадцать локтей, начал замедлять ход. На его палубе — самые отчаянные парни, которые плавают как дельфины. Они разворачиваются и идут навстречу ахейцам, позволяя спастись нам. Ахейцы заорали в восторге и затрясли оружием, они сейчас расстреляют и утопят их. Да только наши подняли парус и идут с подветренной стороны прямо на них, а на палубе разгораются плотно уложенные охапки сена. Когда корабли встретились, купеческая лоханка уже превратилась в огромный костер.
С треском столкнулись деревянные борта, и в них вцепились бронзовые крючья. От удара в монеру полетел целый сноп искр, ведь ветер дует в спину нашим парням. Вот какой-то воин роняет факел и падает, пронзенный
Знаете, в чем сходство шестнадцатилетнего воина в неизвестно каком поколении и бывшего научного сотрудника, который не дрался ни разу в жизни? Мы оба обижаемся, когда о совершенном нами подвиге не вспоминают каждые десять минут. Собственно, никто и не собирался этого делать, меня здесь просто признали за своего. Все равно что паспорт выдали. Прошел пир в честь победы, на котором помянули павших, а потом тела убитых сожгли, принеся в жертву несколько овец и одного быка. Выжившие утешили вдов, потрепали по макушкам осиротевших детей, и на этом все. Жизнь пошла своим чередом. Крестьяне вернулись на поля, купцы — к торговле, а рыбаки — к сетям и лодкам. Тот корабль, что мы потеряли, принадлежал самому царю, и это стало немалой утратой. Теперь ему нужно построить новый, а ведь добыча не окупила потерь. Кое-какую бронзу взяли в виде оружия и его обломков, и все на этом. Никто из воинов не носил на себе золотых браслетов, а если и носил, то ушлые соседи сняли их первыми. Рабы из воинов никакие, поэтому мы и заморачиваться не стали. Перебили их всех после допроса, включая раненых. Как и следовало ожидать, никто ничего не знал, они просто пришли грабить. В общем, ерунда какая-то получилась, а не война, даже в ноль не вышли. А потом отец обрадовал.
— Через пару недель поедем в Трою, — заявил он как-то на обеде, макая лепешку в вино и отправляя ее в рот. — Я собрал выкуп за твою жену. Ты хорошо воевал, мне не будет стыдно перед тестем.
Это он так сказал, что я герой или мне послышалось? Нет, послышалось, он точно этого не говорил. В его понимании я просто выполнил свой долг. Такое здесь в порядке вещей, и отдельной благодарности не требует. Я же воин из старого рода, это моя работа. Богами отмерена нам такая судьба, как крестьянам и рабам. Они-то как раз воевать не обязаны.
— Она красивая хоть? — спросил я его с кислой миной.
— Я ее никогда не видел, — поднял на меня удивленный взгляд отец. — А это что, важно? Она хорошего рода, и за нее дают большое приданое. Я с Париамой еще поторгуюсь. У него столько дочерей, что он точно уступит.
— Понятно, — опустил я взгляд в кубок со слабеньким вином.
Вариантов соскочить у меня нет вообще. Тут еще не понимают, что такое любовь как явление. Оно появится лет через пятьсот-шестьсот, когда в Греции возникнет философия и порожденная ей тяга к красивым мальчикам. Да и в то время семейная жизнь и жизнь личная отделялись непроницаемым барьером. Брак — это, прежде всего, сделка двух семей, направленная на объединение активов и укрепление личных связей. А если там еще какая-то симпатия взаимная случится, то это, конечно, неплохо, но совершенно необязательно. Замужняя женщина должна быть домовитой и иметь широкие бедра, чтобы родить здоровых детей. Больше к ней особенных требований не предъявляется. Свои плотские желания муж может удовлетворять с рабынями, здесь на это плевать абсолютно всем, включая законных жен. Они не рассматривают совокупление с собственным имуществом как супружескую измену, им это и в голову не приходит. Вы же не станете ревновать к лопате или к чайнику. К тому же такое увлечение мужа приводит к увеличению поголовья домашней прислуги, что делает легкий адюльтер штукой не только приятной, но и довольно прибыльной.