Последний сон разума
Шрифт:
После того как капитан милиции Синичкин неожиданно потерял на улице сознание и Митрохин выкрал у беспомощного стража пистолет «ТТ», он, вооруженный подозреваемый, словно кенгуру, побежал большими скачками куда глаза глядят. Бежал столь долго, сколь хватило силы, пока сердце не заколотилось в горле.
Митрохин остановился с высунутым языком и, обуянный ужасом от происшедшего, хотел умереть тут же на месте. Но это желание было лишь гиперболой, на самом деле жить хотелось невероятно, и преступник,
— Чего тебе? — буркнул недовольный Мыкин.
— Срочно вали с работы! Сейчас за тобой придут!
— Чего-чего?
Мыкина вызвали с совещания, на котором городское начальство выказывало недовольство теплосетью, и он был крайне раздражен.
— Чего ты несешь? — сдавленно прошептал в трубку тепловик.
— Меня пытали! — неожиданно вырвалось у Митрохина. — Психологически. Меня арестовали за убийство Ильясова…
— Сдал меня, сука?!!
— Я милиционера избил, выкрал пистолет и сбежал!
— Что?!!
— Вышка нам грозит! — врал Митрохин. — Так милиционер сказал. Вот я его…
— А-а-а… — завыл Мыкин тихо. — Что ж ты, гад, сделал! Тебя же на понт брали!
— Бежать надо! — спокойно сказал товарищ.
— Ах, мать твою!.. Ты где?..
Митрохин огляделся и объяснил, что сзади него пивная по улице Рыбной и что он будет ждать друга в ней…
Ему пришлось выпить шесть кружек светлого пива и два раза сходить в туалет, пока он не увидел в дверном проеме физиономию Мыкина.
Тепловик даже не стал переодеваться и явился в спецовке, в которой его не хотел пускать швейцар, объясняя, что стекляшка заведение приличное и в кроссовках входить нельзя.
После долгих объяснений швейцару пришло в голову посмотреть клиенту в лицо, и, найдя его белым как мел, с трясущимися от злобы ресницами, страж заведения спешно ретировался, пропуская Мыкина в затуманенную сигаретным дымом залу.
— Я — здесь! — помахал рукой Митрохин.
Он уже заказал пару пива для товарища и соленых бараночек.
Тепловик, едва подошел к столу, тут же ухватился за кружку и, не отрываясь, выпил ее до треснутого дна. Затем сел на стул, утер рот рукавом спецовки и хрустнул соленой сушкой.
— Рассказывай!
Митрохин негромко икнул, сплюнул какую-то штучку, попавшую в рот, и поведал другу, как бежал от стража порядка, нанеся тому телесные повреждения. При упоминании о телесных повреждениях Митрохин даже улыбнулся, показывая, что ему якобы все нипочем!
— Убил ты нас, сука! — хрипло отозвался Мыкин. — У меня дети!
— У меня тоже.
— Вмазать бы тебе вот этой кружкой по лбу! — тепловик поднял над головой стеклянную тару. — Чтобы башку разнести.
— И не думай! — спокойно отреагировал
Тепловик постарался сделать вид, что не испугался, некоторое время смотрел в черный глаз пушки, затем оторвался от него и глотнул из второй кружки.
— Ладно, что делать будем? — поинтересовался он, ощущая во рту вкус соды.
— Так-то лучше!
Митрохин чувствовал себя хозяином положения, на секунду ему представилось, что он воровской авторитет, но затем что-то буркнуло в животе и все обмякло безнадежностью. Он не знал, что делать.
— Бежать!
— Куда? — с сарказмом поинтересовался Мыкин.
— В Азию.
— В хлебный город Ташкент?
Митрохин шумно задышал.
— Там фрукты, там тепло! — продолжал тепловик. — Заляжем на какой-нибудь малине лет на десять-двадцать, там, глядишь, все и уляжется!
— Может, в Ирак? — вяло предложил вооруженный товарищ. — Самолет возьмем?..
— Дебил!
Митрохин пропустил оскорбление, положил на стол деньги за пиво и пошел к выходу. На улице он завернул за стекляшку, увлекая за собой Мыкина, и там, среди ящиков, неожиданно ткнул тепловика левым кулаком в челюсть, а когда тот собрался на ответный удар, из-под куртки вновь появился цыганский глаз «ТТ».
— Убью! — дрожащим голосом предупредил Митрохин.
И действительно, напуганная душа готова была убить, и палец по ее приказу в любую секунду нажал бы на курок вороной стали.
— Убью…
— Ладно-ладно, — отшатнулся Мыкин за ящики. — Успокойся и давай все обсудим по-тихому!
— Если ты меня еще раз дебилом!.. Я тебя!..
— Скоро Новый год!
— Чего?!! — оторопел от неожиданности Митрохин.
— Посмотри, какое красивое небо!
Митрохин машинально вознес глаза к серому небу с клубящимися по нему облаками и тотчас завыл от невыносимой боли. Его обманули, и кисть, сжимающая пистолет, уже трещала костями, готовая вот-вот переломиться. «ТТ» выпал в снег, из которого его, еще теплый, достал Мыкин, продолжая удерживать руку товарища на изломе.
— Хорошая штука! — похвалил тепловик. — Ну что, ломать? — и сократил угол кисти по отношению к руке.
— А-а-а!!! — завопил Митрохин. — Мама моя, где ты?!!
— Ломаю!..
— Нет, что ты! Прошу, не надо!
— Чего ж ты меня исподтишка кулачишком своим, а? Каждый с пистолем так может!
— Затмение нашло! Ситуация безвыходная замучила!.. Отпусти-и-и!..
— Живи, гаденыш!
Мыкин отбросил от себя кисть товарища и, утирая с лица пот, уселся на пустой ящик. Митрохин сел напротив, держа измятую руку возле груди. Так они сидели долго, думая каждый о своем.