Последний верблюд умер в полдень

Питерс Элизабет

— Не верьте ему! — воскликнул Реджи. — Я…

Один из стражников, толкнув, сбил его с ног.

— Больше он мне не нужен, — продолжил Настасен. — Где мальчишка?

В скором времени вся мебель оказалась перевёрнутой, а все висящие предметы — снятыми. В самом начале Настасен вышел из себя и начал расшвыривать мебель собственными королевскими руками. Это было бы смешно, если бы я была меньше обеспокоена; в какой-то момент он перевернул большой винный кувшин, содержимое которого залило его прекрасные сандалии, а затем засунул голову внутрь, чтобы убедиться, не прячется ли там Рамзес. Наконец

Песакер подошел к разъярённому принцу и начал что-то шептать ему в ухо.

Он, вероятно, знал из постоянной практики, как бороться с королевскими истериками. Конечным результатом явилось то, что Настасен взял себя в руки и зашагал прочь, чтобы возглавить поиски. Верховный жрец Амона последовал за ним. Муртек колебался, но ненадолго, прежде чем заковылять вслед за остальными.

Реджи упал на груду подушек и закрыл лицо руками.

— Простите меня, — промямлил он. — Напряжение последних часов…

Аменит подошла к нему и погладила по волосам. Он посмотрел на неё с улыбкой.

— Мне уже лучше сейчас. Но бедный маленький Рамзес… Где он? Он в безопасности?

— В большей, чем был бы в темнице Настасена, — сказал Эмерсон, потянувшись за трубкой.

— Вы уверены? Он так молод, и, возможно, попал в беду.

— Я не знаю, где он находится, если вы имеете это в виду, — ответил Эмерсон.

— Они обыскали каждый уголок, — бормотал Реджи. — Существует только одно место, где он может находиться.

— Почему бы вам не побежать и не рассказать об этом Настасену? — саркастически вопросил Эмерсон.

Реджи наградил его укоризненным взглядом и умолк.

Истина заключалась в том, что мне было не так легко, как Эмерсону в отношении Рамзеса, и я подозревала, что и ему не так легко, как он притворяется. Существовало лишь одно место — туннель, по которому Аменит привела нас увидеть мнимую Верховную жрицу. Я не видела, как она открывала люк, но Рамзес идеально выяснял вещи, которые не должен был знать. Было ли Настасену известно о тайном ходе? Если нет — скажет ли ему Аменит? У неё могли быть собственные причины для молчания — или нет. Как долго Рамзес может оставаться там в темноте, без еды и воды? И хуже того — будет ли он настолько глуп, чтобы искать другой выход из лабиринта? Зная чудовищную самоуверенность моего сына, я опасалась утвердительного ответа на этот вопрос.

Наконец звуки деятельности в задних комнатах стихли, сменившись зловещей тишиной. Я больше не могла выдержать неизвестность.

— Я собираюсь посмотреть, чем они заняты, — объявила я, убеждаясь, что мой пояс прочно пристёгнут. Не могу выдерживать эту неизвестность.

С печальной улыбкой Эмерсон взял меня за руку.

— Мне было интересно, кто первым из нас признает это.

Реджи и Аменит последовали за нами. Мы обнаружили, что поисковая группа собралась именно в той комнате, где я и опасалась. Верховный жрец Амона держал Настасена за руку и страстно в чём-то убеждал. Он замолчал, когда увидел нас.

— Не повезло? — спросил Эмерсон. И перевёл: — Везение не увенчало ваши усилия?

— Пока нет, — сказал Настасен. — Но вскоре увенчает. Я рад, что вы здесь, чтобы видеть. — Обернувшись, он указал на каменную плиту. — Это секретное место, известное лишь немногим. Я не подумал, что мальчик мог

узнать о нём. Когда найду его, то спрошу, как ему это удалось.

Он нажал рёбрами обеих ладоней на мелкие углубления под краем плиты. Песакер закатил глаза и начал пенять, но поздно; плита начала подниматься и тайник перестал быть таковым — и для нас, и для глазевших стражников.

Настасен выхватил лампу у одного из мужчин и склонился над отверстием. Его голос отдавался глухим эхом:

— Здесь его нет.

— Он спрятался в коридоре, чтобы его не увидели, — сказал Песакер. — Пусть люди идут и ищут его, мой принц — теперь им известен секрет.

Мужчины были умнее своего принца. Последствия этого зловещего замечания не проскользнули мимо их ушей, что выразилось в весьма мрачных выражениях лиц, с которыми стражники один за другим спустились в тёмный лабиринт, откуда они могли и не выйти.

Я потянулась к руке Эмерсона. Он буквально смял её в своей. Моё сердце пыталось выскочить из груди. Имелись хорошие шансы, что Рамзес сможет ускользнуть, но я не знала, стоит ли надеяться, что его не найдут, или нет.

С нижней площадки лестницы глухо прогремел голос:

— Его нет здесь, мой принц.

— Ищите дальше! — крикнул Настасен.

— Как далеко идти, мой принц?

— Пока не найдёте его, вы, глупые (небольшие грязные грызуны)!

Муртек откашлялся.

— Мой принц, простите своего нижайшего слугу, но тот, кого ищут — всего лишь ребёнок, и слишком маленький, чтобы опасаться тёмных мест. Если они ведут к туннелям, он всегда сможет скрыться от больших неуклюжих людей. Разве не было бы лучше (соблазнить, уговорить, приманить) его выйти?

Настасен обдумал эту неожиданную мысль. Свет единственной оставшейся лампы отражался от его глазных яблок.

— Да, — сказал он наконец. — Я решаю, что мы должны соблазнить его выйти. Ты, женщина — позови своего сына!

Я настолько потеряла рассудок, что на самом деле могла позвать Рамзеса, но вмешался Верховный жрец Амона. Он трясся от ярости:

— Мой принц, мальчик не выйдет, если знает, что мы здесь. И возможно, что находится слишком далеко, чтобы услышать голос матери. Если вы позволите мне сказать… — Он отвёл Настасена в сторону и что-то прошептал ему.

В конце концов Настасен поступил так, как любой здравомыслящий человек — в самом начале: закрыл люк и удалился, оставив двух солдат на страже. Песакеру пришлось объяснять ему, почему стражники необходимы — чтобы предупредить и наш побег — и обосновать то, что спустившиеся мужчины должны быть заперты вместе с беглецом. Настасен и так был согласен, а Муртек убедил его, что они заставят Рамзеса держаться подальше от лестницы и, возможно, заблудиться.

Это и стало моим самым страшным кошмаром. Пожалуй, я предпочла бы подземелье. Мысли о Рамзесе, бредущем в одиночестве и полной темноте, с пересохшим из-за отсутствия воды горлом — теряющем надежду, взывающем о помощи, натыкающемся на каменные стены в паническом беге сквозь бесконечную ночь туннелей, падающем и, наконец, гибнущем в длительных мучениях… Я пыталась изгнать отвратительные картины из памяти, но потерпела неудачу; и когда, наконец, незваные гости оставили нас, то ничто не препятствовало мне разрыдаться.