Последний властелин
Шрифт:
Он сложил рупором руки и закричал:
— Эй, возьмите меня к себе!
Но остров вдруг растаял, как и море, окружавшее его. Но теперь перед Граем открылось еще более удивительное чудо: Храм, украшенный сотнями тысяч жемчужин, сверкавшими, переливавшимися под лучами солнца. Вокруг Храма летали какие-то необыкновенные существа — маленькие, хрупкие, в светящихся хитонах, с бриллиантовыми диадемами на белокурых головках.
Потрясенный увиденной картиной Грай сделал шаг к Храму. Самым большим его желанием было слиться со Светом, озаряющим все необъятные просторы Вселенной. Он вдруг понял, что именно там
Но тут подул резкий ветер, поднялась буря, которая подхватила Грая и понесла в другую от Храма сторону. Грай пробовал сопротивляться, однако бороться с этой новой силой не мог. Все заполонил густой туман, сквозь который не видно ни сияния Храма, ни необыкновенных существ в светящихся хитонах, ни красоты голубого неба.
Грай кричал: «Я не хочу! Не хочу!» Но его относило туда, где расстилалась и все более сгущала свои черные краски тьма, где царил ледяной холод.
Новый рывок! Силы Грая удесятеряются. Он готов сокрушить любую силу, пробить любую стену, чтобы вырваться. И, кажется, ему это удалось. Но что-то опутало его!.. Сеть! Сеть! Грай рвал ее, раздирая в кровь руки. Из черноты вылепился хохочущий Фокс. И чем дольше бился Грай, тем больше хохотал начальник тюрьмы…
Грай кричал и метался, пока его не разбудил Рукк. В камеру вбежал охранник:
— Что тут у вас происходит?
— Ничего. Просто моему другу приснился ужасный сон.
Грай ошарашено смотрел то на Рукка, то на охранника и только через некоторое время сообразил: то был лишь сон!..
НО КАК ВСЕ РЕАЛЬНО!
Охранник ушел, но Грай по-прежнему ощущал холод, а руки его болели от борьбы с сетью. Он поднялся, сел на кровати, Рукк молча наблюдал за ним. Грай думал, как сказать обо всем маленькому другу. Рукк сам пришел на помощь:
— Что-то случилось, Грай?
— Почему ты так решил?
— Чувствую…
Нельзя вечно прятаться за стеной неведения. Пора и Рукку взрослеть.
— Мы в ловушке, дружище, — тихо проговорил Грай. — На нас ловко набросили сети.
— Какие сети? — спросил Рукк, и голос его задрожал. — Думаешь, нас отсюда не выпустят?
Грай поднялся, несколько раз прошелся по камере, с тоской посмотрел на крохотное, закрытое решеткой окно, коротко бросил:
— Нет.
— Но почему, Грай?!.. Зачем мы им нужны? Что с нас взять, кроме кольца? А тюрьма и так переполнена.
— Ты не понял, почему? Какое счастье, что ты слишком молод и не знаешь всех этих мерзостей. Помнишь, что кричали уголовники, когда мы шли по коридору?
— Они оскорбляли нас, — насупился Рукк.
— А еще?
— Грозились…
— Еще, Рукк, еще?
— Они как-то странно смеялись.
— Вот именно, странно, — ответил Грай и опять подумал: «Хорошо, что он молод и наивен».
— Грай, — осторожно попросил Рукк. — Объясни…
— Ладно. Эта камера вроде бы особенная. Обращаются с нами хорошо. Даже вон пирожными угощали. Но, как бы это тебе лучше сказать?.. Короче, разговоры о скором освобождении, об обычных формальностях, связанных с утерей документов, с временным отсутствием подавшего жалобу человека — сплошное вранье. В тюрьме мы оказались из-за меня. Фокс сходит с ума, когда смотрит на меня, голос его хрипит, слюни текут. Так и хочется врезать по его гадкой роже!
— А почему
(«Бедный наивный парень!»)
— Подожди-ка, — вдруг воскликнул Рукк. — Я вспомнил… У нас в деревне тоже был один такой. Ему почему-то нравились мальчики. Его потом били всей деревней, подожгли дом, и он сбежал. Отец и дядя называли его выродком.
— Они были правы, Рукк, эти люди выродки.
— Но нам-то что делать?
— Бежать отсюда!
— Как? Стены у тюрьмы толстые, кругом — охранники. У нас никакого оружия.
— Ты забыл про мой непальский нож.
— Нож? — прошептал Рукк. — А разве охранники его не?..
— Они меня не обыскивали. Они ведь точно знали, что мы не преступники. А нож при мне!
— Что ты сделаешь с ножом против ружей и штыков?
— Я возьму Фокса хитростью, — немного подумав, ответил Грай. — И тогда…
Глаза молодого человека засверкали сначала яростью, затем — такой уверенностью, что Рукк невольно воспрянул духом. Он верил своему старшему другу.
— Мы вырвемся отсюда! — повторил Грай.
Очередной разговор Грая с Фоксом как обычно начался вздохами, опущенными глазами и дежурной фразой:
— Человек, подавший нам жалобу, не сегодня-завтра вернется.
Грай откинул прядь волос с красивого белого лба, полностью обнажив правильные черты лица, глаза посмотрели на начальника тюрьмы с некоторой дерзостью. Фокс собирался что-то сказать, но не смог, язык отнялся от такой завораживающей красоты. Щеки покрылись багровыми пятнами. Грай внутренне усмехнулся.
— Вы же понимаете, он все равно появится… придет… — заплетающимся языком пролепетал Фокс.
— Ничего страшного, — пожал плечами Грай.
— Но ведь вы так волновались…
— Мы с моим приятелем подумали вот о чем: условия неплохие, кормят хорошо. Лучше уж здесь, чем слоняться вечно голодными по этим бесконечным дорогам.
— Вот как? — глаза Фокса сделались масляными, он расплылся в улыбке. — Может, желаете вина? У меня есть самое лучшее, любой сорт, любая марка. Все-таки я причинил вам столько неудобств.
— Очень хорошо, — Грай специально поднялся, чтобы рыжий начальник тюрьмы полюбовался его фигурой. Того чуть не хватил удар, он весь побагровел. А Грай только мысленно повторял: «Не спугнуть бы! Не спугнуть!»
— Вино вам принесут в камеру… — от волнения Фокс едва смог закончить фразу. Грай поднялся, вежливо поклонился, словно аудиенцию назначал он, а теперь давал понять, что она окончена.
«Пытка красотой» продолжалась уже несколько дней, Фокс полностью потерял аппетит, с подчиненными разговаривал сухо, в дела практически не вникал. Естественно, он перестал заниматься и «охотой на рынке». Он думал только о Грае, остальные мужчины вызывали в нем раздражение.
Фокс ловил себя на мысли, что впервые в жизни влюбился, что готов исполнить любое желание этого синеглазого мальчика (пусть только скажет!), готов простить любую шалость и дерзость, готов валяться у него в ногах за одну малюсенькую ответную ласку. Фокса неотступно преследовали картины их близости с Граем. Вот он целует своему мальчику его мускулистую грудку, потом — спинку, попку! А потом… Фокс взвизгивал от удовольствия, представляя, что будет ПОТОМ!