Последний властелин
Шрифт:
— Сам знаешь, каково нынче с продуктами.
— Не выйдет! — Грай забрал кольцо.
— Подожди! Три батона и три головки.
— Не выйдет! — повторил Грай и уже было направился к другому торговцу, но женщина за прилавком вцепилась ему в рукав:
— Четыре… И сверх того курица.
— …Так, так, — вдруг раздался тихий, вкрадчивый голос и двое молодцов в полицейской форме окружили Грая и Рукка. Вслед за ними появился еще один: маленький, с толстыми, обвислыми щеками, рыжими волосами, торчащими вокруг здоровой лысины. Один из полицейских вырвал из рук Грая кольцо и протянул
— Шеф, по описанию подходит.
— О чем вы говорите? — возмутился Грай.
— О кольце, юноша. О кольце, которое ты спер!
— Неправда. Это кольцо мое! Фамильное!
— Выясним, — ответил Фокс. — Сейчас пригласим человека, от которого поступила жалоба. А пока, ребята, извините, но вам придется пройти с нами. Что делать, время военное.
И он вдруг как-то странно посмотрел на Грая.
— Но почему?.. — возмущались двое друзей. — Почему мы должны страдать из-за нелепой ошибки?
— Не беспокойтесь, — Фокс являл собой саму любезность. — Если выяснится, что вы не виноваты, сразу отпустим.
Друзей заставили сесть в специально оборудованную повозку, и лошади тронулись.
Оживленные улицы с каменными домами уступили место бедным, ветхим строениям; дальше улиц вообще не было, дорога стала разбитой и пустынной, а пейзаж мрачным, унылым: сплошная грязь и редкие, полуразрушенные бараки. По серому небу бродили тяжелые тучи.
«Во влипли! — думал Грай. — Правда, этот рыжий обещал все выяснить и сразу отпустить. Но уж больно у него плутоватая улыбка».
Дорога несколько раз сворачивала то влево, то вправо и за ближайшим холмом открылось место, куда их везли. Грай и Рукк содрогнулись: серое здание с решетками, окруженное глубоким рвом, до краев наполненным водой. Вдоль бруствера стояла вооруженная охрана — специальная гвардейская часть.
— Вот мы и приехали, — тихо сказал Фокс. — Я начальник тюрьмы. Война, война… Но думаю, через несколько дней мы все уладим.
— Какие несколько дней?! — закричал Грай. — Вы же сказали…
Но Фокс уже отошел, чтобы отдать какое-то приказание своему подчиненному. Грая и Рукка повели в тюрьму.
Они шли по длинному коридору, из-за железных решеток на них смотрели сотни заключенных. В камерах находилась самая разнообразная публика: матерые убийцы, насильники, воры в законе, фальшивомонетчики, а так же разная мелочь — карманники, мелкие мошенники, спекулянты и прочее — все варились здесь в одном страшном котле. И, как часто бывает в эпоху господства Фоксов, много было невинных, попавших в этот склеп беззакония по доносу, навету, прихоти начальства или недоразумению.
Одни заключенные откровенно угрожали Граю и Рукку, другие «приветствовали их вхождение в новую дружную семью», третьи умоляли охранников подселить юнцов к ним в камеру. Здоровенный, весь в татуировках детина по кличке Бык ухмыльнулся:
— Фокс нашел себе новую забаву? Хороший парнишка. Попользуется сам, пусть отдаст нам.
Быка тут боялись все: беспощадный убийца, он мог прикончить человека просто так, ради забавы. Его не расстреливали лишь по одной причине: при случае он мог выполнить за начальника тюрьмы грязную работу.
— Эй, синеглазый, — не унимался Бык. — Скоро станешь у
Он заржал, а за ним все остальные.
— Заткнись, Бык. Или опять в карцер захотел? — спросил конвоир.
— Ни в коем случае, господин начальник, — весело подмигнул дружкам Бык. И Граю. — До встречи, подружка.
Наконец Грая и Рукка доставили в камеру, которая находилась в самом конце коридора. После всего, что они наслушались по пути сюда, каждый с облегчением подумал: «Хорошо, что мы тут одни». И почти сразу появился Фокс.
— Поскольку вина ваша не доказана, — елейным голосом произнес он, — будете находиться отдельно ото всех. Как видите, условия неплохие. И кормить вас станут нормально. Вы ведь пока не преступники. А завтра-послезавтра во всем разберемся.
Он ласково потрепал Грая по волосам, подмигнул Рукку и исчез, захлопнув за собой дверь камеры. У более опытного Грая закрались определенные подозрения, однако он по-прежнему надеялся, что рыжий начальник тюрьмы сдержит слово.
Но прошел день, другой, третий, пролетела целая неделя, а они с Рукком так и оставались за решеткой. Фокс каждый день приглашал к себе Грая, однако все заканчивалось только вздохами и сожалениями: то почему-то нет документов, где зафиксирована жалоба о пропаже кольца, то не могут найти человека, подавшего эту жалобу. «Но все будет нормально! Я уверен!» — Фокс хватал руку Грая и облизывал толстые губы.
Теперь Грай окончательно осознал, к какой породе людей принадлежит начальник тюрьмы. Растущее патологическое отвращение к Фоксу сопровождалось осознанием страшной истины: они не случайно здесь! История с арестом была подстроена, их никогда отсюда не выпустят.
После очередной беседы с Фоксом Грай вернулся в камеру в полном отчаянии. Ничего не понимающий Рукк тщетно пытался утешить друга.
…Зеленая трава была необыкновенно мягкой, Грай бежал по ней босиком, ощущая невероятное наслаждение. Здесь, среди неведомой красоты, он был свободен от любых оков, страна мрака растворялась в Прошлом, к которому, как казалось юноше, никогда не будет возврата. «Ну зачем люди старательно, по крупинкам собирают богатство, расталкивая, предавая и продавая друг друга? Зачем хотят изменить завещанный нам Богом мир, подстроив его под себя? Живите, наслаждайтесь природой, погрузитесь в мир Красоты! И тогда даже самые богатые и удачливые поймут, что такое настоящее счастье и какими нищими они были, пока не познали его!»
Вдруг он ощутил легкое колебание эфира. Грай обернулся и увидел, что его догоняют серебряные шары; и вот они уже справа и слева от него. Что за чудо?! Шары сотканы из огромного множества серебряных нитей, и каждая создает свой особенный нежный звук. Звуки сливаются воедино, образуя божественную музыку Вселенной, самую прекрасную музыку, какую он когда-либо слышал.
Он пробежал еще немного, и перед ним вдруг раскинулось бескрайнее море, такое же голубое, как и небо. Совсем недалеко, среди мерно шелестящих волн, находился зеленый остров. Грай узнал его, и сердце замерло от восторга: «В детстве я был на этом самом острове. Да, да! Там и сейчас резвятся дети, звучит веселый смех…»