Последний защитник
Шрифт:
Иногда, когда Хэксби выпивал вечером слишком много вина, он рассказывал Кэт о своей работе и о своих мечтах. И эту готовность делиться знаниями, не важно, каковы были при этом его мотивы, Кэт ценила в нем больше всего. Несколько месяцев назад муж поведал ей о Кокпите.
– Во всей этой ужасной мешанине повинен Генрих Восьмой! – выкрикнул он.
Хэксби не возражал против того, что старый король завладел особняком кардинала Уолси, превратил его в свою резиденцию и правил оттуда державой. В конце концов, Уолси был папистом, да еще и казнокрадом. Месторасположение Уайтхолла оказалось весьма удобным для правителя страны, не важно, носил он корону
Однако с точки зрения сегодняшнего дня дворцовый комплекс представлял собой неприглядное и непрактичное нагромождение зданий, уродливых и старомодных. Но Хэксби считал, что при наличии денег и хорошего архитектора все можно исправить. Иниго Джонс показал это на примере Банкетного дома. Просто снести все и перестроить, оставив Банкетный дом в качестве образца, – и ошибиться будет сложно.
А вот Кокпит – это совсем другое дело. Он с самого начала представлял собой проблему. Причиной служила Кинг-стрит, главная общественная улица, идущая от Чаринг-Кросс к Вестминстеру. Генрих VIII сумел противостоять папе римскому, провозгласить себя главой Англиканской церкви и отрубить голову двум женам, но не смог закрыть Кинг-стрит. Ему не позволили сделать это законы королевства и его подданные.
Кинг-стрит отделяла главный дворец у реки от Сент-Джеймсского парка и прелестей охоты, и Генрих VIII приказал построить на Кинг-стрит двое ворот, которые служили одновременно и мостами, поскольку позволяли ему и его придворным проезжать над дорогой из резиденции в парк.
Дело было не только в любви к охоте. На стороне парка, в западной части Кинг-стрит, Генрих VIII построил площадку для рыцарских состязаний – ристалище, открытые и закрытые корты для тенниса и других подобных игр, а еще Кокпит – большую крытую арену для петушиных боев. Забава хоть куда: люди делают ставки и орут как умалишенные, наблюдая за тем, как две маленькие разъяренные птицы разносят друг друга в клочья. Были там и жилые здания, и сады для придворных и официальных лиц, а также помещения для частных приемов и развлечений. И все это строилось совершенно бессистемно. В расчет не бралось ничего, кроме удобства короля, его причуд и способности найти деньги, которые были способны эти причуды удовлетворить.
Хэксби не раз повторял Кэт, что со времен Генриха VIII Кокпит и множество окружающих его зданий приходили все в больший упадок, как и остальная часть Уайтхолла. Каждый следующий монарх что-то добавлял, а что-то сносил. Сменялись поколения придворных, и все пытались внести изменения в соответствии с собственными корыстными интересами.
Чем слабее становились тело Хэксби и его ум, тем больше он придерживался принципа порядка и рассуждал о важности хорошего проектирования.
– Будь моя воля, – признался он Кэт однажды вечером, будучи под хмельком, – я бы снес вообще все: и Уайтхолл на берегу реки, и Кокпит в парке. Я бы навечно закрыл эту проклятую дорогу и построил бы такой великолепный дворец, что король Франции стал бы горько плакать от зависти. – После этого он сам разрыдался.
– Сэр, – сказала ему тогда Кэт, – вы не должны расстраиваться. Это воистину прекрасная мечта.
Хэксби повернул к ней заплаканное лицо с мокрыми глазами и покрасневшим носом:
– Но где найти правителя, заслуживающего такой дворец? Только сам Господь достоин его.
К восторгу господина Хэксби и неудовольствию Кэт, Кромвели отобедали с ними. Еда из таверны, чрезмерно дорогая и пережаренная, была съедена до последней крошки. Пока они ели, пили и разговаривали, за окнами стемнело – дни
Потом со стола убрали, и Хэксби велел принести свечи. Их компания сплотилась: в мерцающем свете свечей все четверо стали похожи на заговорщиков. Хэксби кивнул, и Кэт снова достала из папки планы и разложила их на столе. Всего четыре листа: подробный план Кокпита и окружающих зданий, вплоть до ворот Гольбейна и ристалища на севере. На полях имелись какие-то неразборчивые пометки. На одном листе с обеих сторон остались жирные отпечатки большого пальца. На другом – пятна от вина. Эти планы, частично выполненные уже выцветшими чернилами, а частично – карандашом, предназначались для работы на строительной площадке, а не для того, чтобы произвести впечатление на заказчика.
Едва увидев документы, господин Хэксби преобразился. Он говорил теперь уверенно и четко, в словах его чувствовался колоссальный опыт. Кэт никогда не любила Хэксби, как жене полагается любить мужа, но так сильно уважала его опыт и знания, что это вылилось в нечто, странным образом походившее на любовь.
– Поверни план так, чтобы западная сторона была сверху, – велел он ей. – Тогда господину Кромвелю будет легче сориентироваться. Изволите видеть, сэр, это Кинг-стрит. Собственный сад ниже, на востоке. На севере, это от вас справа, находятся ворота Гольбейна. А наверху, чуть левее, сэр, – обратите внимание на это здание: восьмиугольник, заключенный в квадрат, – это, собственно, и есть Кокпит. За ним лежит Сент-Джеймсский парк. А южнее, – Хэксби ткнул в бумагу пальцем слева от Кокпита, – вы видите жилые помещения, которые занимала ваша семья во времена Республики. Полагаю, апартаменты сильно изменились, после того как в них вселился герцог Альбемарль. Их перестроили и значительно расширили.
– Скажите, сэр, это и есть тот самый сад, где мы с Кэтти играли детьми? – осведомилась Элизабет, указывая пальцем.
Кэт с неодобрением подумала, что в вопросе Элизабет не было никакого смысла; наверняка она задала его только потому, что уже с полчаса никто не обращал на нее внимания.
– Очень может быть, – бросил Хэксби без видимого интереса и вновь обратился к Кромвелю: – Если мне не изменяет память, вот здесь находилась главная гостиная с эркером, выходящим на юг. Ну что, сориентировались, сэр?
Кромвель склонился над столом и пододвинул свечу, чтобы ее свет падал прямо на бумагу:
– А где уборная, о которой я говорил?
– Вон там. В углу. Видите пунктирную линию внизу? Она отмечает русло водоотводного канала. – Хэксби провел пальцем по линии, тянувшейся через сад до парка за ним, а потом продолжил ее дальше, за край бумаги на стол. – Вот тут приблизительно он впадает – или раньше впадал – в ручей под дорогой. Затем канал проходит под площадкой для игры в шары, примерно вот досюда, – его палец снова уперся в стол, – где он впадает в Темзу.
Кромвель нахмурился:
– Не совсем понимаю… – Он достал из камзола лист бумаги, как предположила Кэт, письмо своей покойной матери. – Здесь говорится о будке в углу сада. И об уборной.
– Вы правы, сэр. – Палец Хэксби снова завис над садом. – Отхожее место находилось в огражденной части, которая в то время использовалась как огород. Должно быть, эта линия означает забор. Если я правильно понимаю смысл письма, внутри постройки имелось отверстие, через которое рабочие могли попасть в канализационный коллектор. Прикрытое каменной плитой, полагаю, или досками. Видимо, сочли, что устраивать его в самой уборной или где-то еще в жилых помещениях будет неудобно: при чистке канализации не избежать зловония, а золотари, которые часто туда наведываются, не слишком приятная компания.