Последняя буква Севера
Шрифт:
– Черт, теперь я чувствую себя виноватой из-за того, что ты оставил там Долли.
Нагнав, Джейк равняется со мной.
– Не бери в голову, я даже рад свалить оттуда пораньше. Не могу видеть то, как она позволяет им с собой так разговаривать, еще и меня осекает, когда отвечаю им.
Молчание и покорность не свойственны Долорес, но, видимо, мнение родных Сэма для нее слишком ценно и важно.
– Долли потрясающая, она не заслуживает плохого обращения. То, что она тебя осекает – нормально, ты можешь быть очень грубым, Джейк, и
– Приму это как комплимент. Как новая доска в катке?
Вместо ответа я решаю сделать «олли» и подпрыгиваю вместе со скейтом. Сделав этот простой трюк, я тут же вспоминаю Оливера. Чертовы ассоциации.
***
Дорога до кладбища занимает около пятнадцати минут. Держа скейт за подвески, я неспешно иду по газону вдоль каменных плит. Солнце поднялось чуть выше и начало пригревать лицо. Вокруг никого, словно во всем Уэст-Мемфисе только мы не спим, встав в такую рань.
– Привет, бабушка, – выдыхаю я и, коснувшись камня, присаживаюсь на прохладный влажный газон. – Я сегодня не одна, привела к тебе в гости старого знакомого.
– Привет, бабуля де Ривера. – Джейк похлопывает по надгробию и садится напротив меня. Согнув ноги в коленях, он опускает на них локти. – Прошло столько лет, а я все еще немного боюсь вас и не могу запомнить ваше длинное имя.
– В ее имени нет ничего сложного.
– Доротея. – Он принимается загибать пальцы. – Мариана Валлес де Ривера. В наших песнях меньше слов, чем в ее имени.
– Кто бы говорил, ее имя хотя бы существует, мистер Последняя буква Севера.
– Ауч. – Джейк потирает грудь, но в голосе нет даже намека на обиду.
В последний раз мы были здесь вдвоем, когда нам было по двенадцать лет. Наши матери не разрешали уходить далеко от дома, но я хотела рассказать бабушке, что мой лучший друг скоро переедет. Джейк предложил сбежать, что мы и сделали, а потом получили строгий выговор от родителей.
Я только сейчас понимаю, что хотела выговориться, но не знаю, могу ли снова делать это при Джейке. Это неловко, словно раздеться перед незнакомцем или опять позировать для фото.
– Пойду прогуляюсь, – говорит Джейк, указывая большим пальцем на надгробие бабушки. – Буквально чувствую, как она сверлит меня недовольным взглядом с того света. Я никогда ей не нравился, хотя благодаря ей я хорошо освоил испанский язык.
Рассмеявшись, я качаю головой.
– Это неправда, она любила тебя. И ты можешь остаться. Я просто хотела порассуждать вслух о том, что мне делать дальше. – Опустив голову, я провожу пальцами по траве. – Мама предложила поменять школу. И я не уверена, что это хорошая идея, но вдруг я ошибаюсь?
Я поднимаю подбородок. Джейк пристально смотрит на меня, его челюсть напряжена так сильно, что начинает казаться, что он злится.
– Как думаешь? – спрашиваю я, глядя в его глаза.
– Чего хочешь ты сама, Микаэла?
– Хочу услышать твое мнение.
– Нет. – Невесело усмехнувшись,
– Я об этом и не прошу.
Закусив колечко в губе, Джейк какое-то время смотрит вдаль. В его голове словно происходит борьба мыслей, потому что он то и дело коротко покачивает головой.
– Хорошо. Думаю, что это плохая идея. Меня злит сама мысль об этом. И дело не в тебе, я злюсь на себя. Злюсь, потому что не был рядом и не защитил.
– Ты был рядом с мамой.
– Речь не о вчерашнем дне, Микаэла, я говорю о последних годах. Все вышло бы иначе, не будь я идиотом и трусом.
– Ты не мог пресечь издевки, Джейк. И я благодарна тебе за то, что ты никогда не переходил на личности и затыкал других, если была возможность. Но ты не можешь нести ответственность за поведение всех учащихся, понимаешь? Я обижалась потому, что ты резко оборвал дружбу, сделав вид, что меня никогда не существовало. А не потому, что ты не набил морды всем, кто поступал со мной плохо.
– В первую очередь я должен был набить морду сам себе, но ты меня опередила. – Он указывает на свой нос. – Помнишь, как разбила его прямо во время урока?
От воспоминаний во рту появляется горький привкус. Мы сидели вместе, и я снова пыталась достучаться до Джейка, спрашивая, почему он больше не хочет дружить со мной. Он, как обычно, молчал, а потом внезапно повернулся и выдал: «Больше никогда не говори со мной, я не буду с тобой дружить». В этот момент накопившаяся во мне обида взорвалась. Я сама не поняла, как сжала кулак и выбросила руку вперед, ударив Джейка прямо в нос. Помню, как из его глаз брызнули слезы, а из носа хлынула кровь. А еще помню тупую боль в руке и испуганный вопль преподавателя. На следующий день в школе появился новенький ученик из Норвегии по имени Оливер Хартли.
– Ты был ребенком.
Его тяжелый взгляд обездвиживает и выбивает воздух из моих легких.
– Ты тоже. – Потерев ладонью щеку, он растерянно пожимает плечами. – Я злюсь на себя за то, что мы потеряли время и воспоминания, которые могли бы быть. Потеряли дружбу. Но кроме меня в этом некого больше винить. И, черт возьми, признавать это все рядом с бабулей де Ривера не самая лучшая идея, потому что я почти слышу, как она кричит на меня с того света.
Джейк достает из кармана пачку сигарет и кивает в сторону надгробия.
– Как думаешь, она будет против?
– Бабушка выкуривала пачку в день.
Чиркнув зажигалкой, он делает глубокую затяжку.
– Именно поэтому я сказал, что не могу быть объективным. Потому что не хочу, чтобы ты меняла школу в тот момент, когда мы снова начали ладить. Эгоизм чистой воды, но я говорю честно. Но если ты считаешь, что в новой школе тебе морально будет легче, то нужно прислушаться к словам твоей мамы.
Меня настолько ошеломляет его честность, что я не сразу нахожу в себе силы ответить.