Последняя цивилизация. Политэкономия XXI века
Шрифт:
Ф. Папен и Ф. Тиссен остались недовольны той моделью государства, которую по их заказу создал Гитлер. «Гитлер обманул меня и всех людей доброй воли…, — восклицал Тиссен, — Гитлер обманул нас всех», «сильное государство, о котором я тогда мечтал, не имеет ничего общего с тоталитарным государством — или, скорее, с карикатурой на государство, созданной Гитлером…» [1196]. Однако Гитлер лишь доводил до логического конца идею корпоративного, олигархического государства. Об этом писал еще О. Шпенглер, когда предупреждал о грядущем цезаризме; Н. Бердяев, писавший о приближении нового средневековья: «Эпоху нашу я условно обозначаю как конец новой истории и начало нового средневековья » [1197]; В. Шубарт, рассуждавший о причинах наступившей деспотии. Нанимая
В начале XXI в. Европа вновь оказалось на краю пропасти, одновременно выйдя на новый уровень человеческого развития, при котором она очевидно уже не может задействовать те силы, которые прежде спасали ее от самоуничтожения: в Средние века в роли спасителя выступало христианство, с наступлением капитализма — национализм. Однако европейская цивилизация ценой рек пролитой крови своей и чужой смогла пережить эти страшные болезни роста. Возвращение ее в мрак религиозного фанатизма, как и эгоистичного национализма, по-видимому, в наше время уже невозможно. В обоих случаях европейскую цивилизацию ожидают только различные варианты извращенной формы самоубийства. Главная проблема современной Европы в том, что у нее нет общей спасающей ее культуру идеи. Она становится беззащитной перед радикальными переменами завтрашнего дня. Это приводит многих исследователей к самым пессимистичным выводам, подобным тем, о которых пишет Б.А. Леви, говоря о нависшем над головами европейцев апокалипсисе: «Если за резким скачком государственных долгов, всеобщим кризисом доверия, спекуляцией, бешеными деньгами, растущей безответственностью деятелей Системы и т. д. скрывается этот радикальный слом, ни одной из этих мер не будет достаточно, ни один лидер не сможет изменить облик Европы и мира, ни одна реформа не предотвратит грядущую катастрофу » [1199].
Американская мечта
«Америка, укажи путь!» — такова не высказываемая вслух идея, которой весьма и весьма часто руководствуются европейские политики при рассмотрении основных проблем будущего человечества.
Г. Мартин, Х. Шуманн [1200]
Сегодня Соединенные Штаты остаются главной движущей силой и символом либеральной идеи. Америка является «единственной страной, где классическая либеральная традиция сохраняет политическую актуальность», она, по словам Д. Лала, представляет собой высшее воплощение капитализма [1201]. Кредо господствующего либерализма изложил в постскриптуме к своей работе «Конституция свободы» один из его наиболее выдающихся апостолов Ф. Хайек: «В основе позиции классического либерализма лежит смелость и уверенность, готовность позволить переменам идти своим чередом, даже если мы не можем предугадать, к чему они приведут » [1202].
И это кредо либерализма на протяжении последних четырех веков действительно стало основой для невероятного прогресса и развития человечества. Во главе этого движения стояли англосаксонские страны, которые шли первыми в промышленности, экономике, демократии, науке, их не смогли поколебать даже суровые штормы ХХ века. Наоборот, они усилили их. Но времена изменились.
Для того, чтобы понять, почему — необходимо взглянуть в историю и обратиться к условиям, способствовавшим их процветанию:
Англосаксонский мир со времен промышленной революции развивался в тепличных условиях отсутствия реальной внешней угрозы. Кроме этого, он обладал практически неограниченными природными ресурсами США — собственными, а Великобритания — самой большой колониальной империи в истории человечества. Добавьте к этому крайне благоприятные географическо-климатические
Описывая возникшие перед Англией проблемы, легендарный Сесиль Родс в 1895 г. говорил: «Я посетил вчера одно собрание безработных. Когда я послушал там дикие речи, которые были сплошным криком: «Хлеба, хлеба!» — я , идя домой и размышляя об увиденном, убедился более чем прежде в важности империализма . мы должны завладеть новыми землями для помещения избытка населения, для приобретения новых областей сбыта товаров, производимых на фабриках и в рудниках. Империя есть вопрос желудка. Если вы не хотите гражданской войны, вы должны стать империалистами »… [1203].
Описывая проблемы, возникшие в то же самое время по другую сторону океана, американский экономист и журналист Ч. Конант в статье «Экономическая основа «империализма» в 1898 г. указывал: «Неукротимое стремление к экспансии, которое заставляет растущее дерево преодолевать любые преграды…, как будто вновь ожило и ищет новые возможности для приложения американского капитала и американской предприимчивости ». Империализм, утверждал Ч. Конант, является залогом того, чтобы «существующаяэкономическая система не оказалась потрясенной социальной революцией» [1204]. Сенатор А. Беверидж в том же 1898 г. предупреждал: «Будущие конфликты обязательно будут торговыми конфликтами — борьбой за рынки, торговой войной за существование » [1205].
В начале ХХ в. «американские профессора, писатели и ораторы на страницах серьезных журналов, с университетских кафедр и подмостков общественных собраний» уясняли народу, «что ни одно государство, как бы оно богато ни было, не может существовать исключительно своим богатствам… ему нужно получать питание извне . Этим питанием должна служить заграничная торговля, а образцовому разрешению питательного вопроса надо учиться у англичан… Внешние рынки — залог материального благополучия, внутреннего мира и высокого умственного развития » [1206].
Однако к концу XIX в. свободных рынков почти не осталось. Примером может служить Африка, где в 1876 г. колонии занимали лишь 10-ю часть Черного континента, а к 1900 г. — уже девять десятых! Полностью была захвачена Полинезия, а в Азии делили последнее не прибранное к рукам [1207]. Обострение конкуренции потребовало снижения себестоимости и издержек, новых технологий, а значит, перехода к массовому производству, к конвейеру Форда, к крупным корпорациям. Там, где возможности технического и управленческого прогресса были ограничены, сохранение прибылей обеспечивало только установление монополий.
Последнее явление достигло такого масштаба, что уже в 1890 г. Американский Конгресс был вынужден принять Антитрестовский акт Шермана, по которому разделу на дочерние компании подверглись такие монстры, как Northern Securities, Standard Oil of New Jersey и т. п. Правда Акт имел ограниченное применение и затронул лишь небольшое количество монополий.
И в 1912 г. в послании Конгрессу президент У. Тафт выдвинет новую инициативу, направленную на стимулирование экономической экспансии, получившую название «дипломатии доллара» и знаменовавшую собой наступление эпохи неоколониализма. По словам президента, новая политика отличается тем, что предусматривает «замену пуль долларом. Это является попыткой, открыто преследующей цели расширения американской торговли …» [1208] Но ничего не помогало, европейские и азиатские империи уступать своих позиций не собирались.