Последняя цивилизация. Политэкономия XXI века
Шрифт:
О том, какие идеи уже сегодня начинают доминировать в Америке, указывает Д. Сакс: «После Клинтона в США больше не было правоцентристской республиканской партии и левоцентристской демократической. Пожалуй, в США возникли две правоцентристские партии…» «Деньги, предоставляемые крупными корпорациями, тянут обе партии вправо» [1281]. Господство правой идеологии в условиях корпоративного государства неизбежно тянет его элиты к фашизму. Не случайно вашингтонский журналист У. Грейдер приходит к выводу, что «мы находимся в предфашистской ситуации» [1282].
Нынешняя ситуация действительно напоминает 1930-е гг., когда министр внутренних дел США Г. Икерс отмечал: «Монополисты ведут сознательно дело к развязыванию фашизма … У
Тенденцию превращения либерального демократа в провозвестника фашизма можно наблюдать даже на примере такого популярного философа, как Ф. Фукуяма, который в 1991 г. провозглашал безальтернативность либеральной демократии, а в 2012 г. приходит к выводу, что «критика глобализации должна быть привязана к национализму в качестве стратегии мобилизации… Продукт должен быть синтезом идей с обеих сторон, левой и правой… Идеология должна быть популистской; заявление должно начинаться с критики элит…» [1284]. Эти идеи вплотную подходят к тем, которые лежали в основе германского фашизма 1930-х гг. Тот же синтез национализма, правых и левых идей, левый популизм.
Почему левый популизм? — потому что на деле «в гитлеровской экономике ничего социалистического не было…, — отмечает Г. Джеймс. — Коллективизм нацистов был явлением политическим, а не экономическим » [1285]. И. Сталин указывал, что фашизм германского типа «неправильно называется национал-социализмом, ибо при самом тщательном рассмотрении невозможно обнаружить в нем даже атома социализма» [1286]. По мнению И. Феста, для Гитлера: «социалистические лозунги были частью манипулятивного идеологического подполья, служившего для маскировки, введения в заблуждение» [1287].
Автор известного «Красного террора» С. Мельгунов, еще в начале 1920-х, в своей книге, посвященной интервенции в Сибири, замечал по этому поводу: «Никогда не следует забывать того, что не без язвительности отметил французский наблюдатель сибирской жизни в то время, полк. Пишон. Он писал в своем докладе: «Как общее правило, нужно заметить, что каждый теперь в России и Сибири считает нужным кутаться в социалистический плащ: это модное одеяние всех людей, делающих или желающих делать политику. И поэтому нельзя давать себя обманывать политическими вывесками: под ними зачастую прячутся мысли и программы, диаметрально противоположные официальным девизам»» [1288].
Фашизм — это форма либерализма в критической стадии его развития. Вся идея неолиберального государства строится на утверждении, что можно разделить политику и экономику [1289]. «Необходимой предпосылкой материального благосостояния являются в первую очередь экономические/гражданские, а не политические свободы, — утверждает один из либертарианских проповедников Д. Лал. — Поэтому, хотя демократия, вероятно, является предпочтительной формой правления, поскольку она способствует достижению весьма важной цели — свободы как таковой, ее практическая ценность как инструмента процветания неоднозначна. Для развития важна не политическая, а экономическая свобода… » [1290]
Т.е. можно сочетать диктатуру в политике и свободу в экономике. И этот режим будет являться образцом неолибертарианской «демократии», например, как режим Пиночета в Чили. Ф. Хайек был под таким сильным впечатлением от А. Пиночета, что призвал М. Тэтчер взять за образец эту южноамериканскую страну
Национал-социализм Гитлера и неолиберализм Хайека на деле являлись лишь разными стадиями реализации одной и той же неолиберальной доктрины. М. Хоркхаймер в связи с этим замечал, что: «Тоталитарный режим есть не что иное, как его предшественник — буржуазно-демократический порядок, вдруг потерявший свои украшения». По словам другого немецкого философа Г. Маркузе: «Превращение либерального государства в тоталитарное произошло в лоне одного и того же социального порядка. Именно либерализм «вынул» из себя тоталитарное государство как свое собственное воплощение на высшей ступени развития». Муссолини, Гитлер, Пиночет по своей роли, служили лишь наемными управляющими, на что указывал еще Дж. Бёрнем в 1940 г. в своей книге «Революция менеджеров», истинными протагонистами фашизма являются идеологи неолиберализма, такие как Ф. Хайек, М. Фридман и т. п. Реализация их идей, в конечном итоге, неизбежно и неотвратимо приводит общество к фашизму.
Чем отличалась диктатура А. Пиночета от диктатуры Б. Муссолини? По большому счету только уровнем индустриального развития Чили и Италии и состоянием внешних рынков. Итоги правления Пиночета предопределил начавшийся рост мировой экономики, а Муссолини — сползание мира в Великую Депрессию.
Несмотря на всю схожесть ситуации между Германией начала 1930-х гг. и современной Америкой, существующие различия, по-видимому, сделают невозможным повторение Соединенными Штатами опыта Европы. Фашизм начала ХХ в. имел в своей основе национальную идею, которая сегодня в США размыта потоками иммигрантов. У американцев ввиду их двухпартийной организации нет и настоящей политически оформленной социальной идеи. У них не остается ничего, кроме их собственного радикализованного индивидуализма, что в условиях кризиса, очевидно, не позволит сформироваться какой-либо общенациональной объединяющей идее.
Вследствие этого дальнейшее углубление кризиса приведет к распаду государства. Причина этого заключается в том, что критическое снижение экономического потенциала общества неизбежно ведет к переходу на более низкий уровень развития. Для современных постиндустриальных стран, где индустриальный и сырьевой сектора занимают незначительное место, переход на более низкий энергетический уровень означает распад государства, на образования способные обеспечить свое выживание на более низком экономическом и политическом уровне.
Набирающие силу процессы дезинтеграции можно наблюдать уже в наше время. По словам генерального секретаря ООН Б. Бутрос-Гали: «Сегодня мы живем посреди всемирной революции. Планета зажата в тисках двух мощнейших противодействующих сил: глобализации и дезинтеграции… История показывает, что застигнутые революционными преобразованиями редко понимают их конечный смысл» [1294]. О том, какие масштабы могут принять эти революционные преобразования, предупреждал в свое время Комитет по международным отношениям американского сената госсекретарь США У. Кристофер: «Если мы не найдем способа заставить различные этнические группы жить в одной стране… то вместо нынешних сотни с лишним государств мы будем иметь 5000 стран» [1295]. Если в 1914 г. в Европе было 17 государств, в 1922 г. — 24, то в 2000 г. — 44 государства. Экономическая несамодостаточность большинства этих государств вынудит их постоянно враждовать между собой за ресурсы развития.