Последняя глава (Книга 3)
Шрифт:
Но тут он увидел, что Корвен направляется к двери, и окликнул его:
– Добрый день!
Корвен обернулся и подошел. Надеясь, что его лицо так же не выдает никаких чувств, как и лицо Корвена, сэр Лоренс встал ему навстречу.
– Сожалею, что не видел вас, когда вы заходили к нам. Надолго получили отпуск?
– У меня есть еще в запасе неделя, а там придется, вероятно, лететь за Средиземное море.
– Плохой месяц для полета. Что вы думаете о нашем пассивном торговом балансе?
Джерри Корвен пожал плечами.
– Придется им над этим попотеть. Они никогда не
– Tiens! Une montagne! {Смотрите! Гора! (франц.).} Помните карикатуру Каранд'Аша на Буллера {Каранд'Аш - псевдоним карикатуриста и иллюстратора Эммануэля Пуаре (1858-1909), особенно известного удачными карикатурами на военных. Р. Буллер (1839-1908) - английский генерал; безуспешные попытки овладеть городом Ледисмитом во время англо-бурской войны 1899-1902 годов сделали его предметом насмешек.} перед Ледисмитом?.. Да нет, вы не можете помнить. Это было тридцать два года тому назад. Но характер нации ведь почти не меняется, не правда ли? А как Цейлон? Надеюсь, он не влюблен в Индию?
– В нас он, во всяком случае, не влюблен; впрочем, мы не отчаиваемся.
– По-видимому, цейлонский климат вреден для Клер...
Лицо Корвена оставалось настороженным. Он чуть улыбался.
– Жара - да, но теперь там уже не жарко.
– Вы увозите ее с собой?
– Да.
– Не знаю, разумно ли это.
– Оставить ее здесь было бы еще менее разумно. Люди либо женаты, либо нет.
Сэр Лоренс, следивший за выражением его глаз, подумал: "Продолжать не стоит. Безнадежное дело. Да он, вероятно, и прав. А все-таки я готов держать пари, что..."
– Извините меня, - сказал Корвен, - мне нужно отправить эти письма.
Он повернулся и вышел, все такой же подтянутый, уверенный в себе.
"Гм, - мысленно произнес сэр Лоренс, - нельзя сказать, чтобы разговор был плодотворным..." - и опять принялся за свое письмо в "Таймс".
– Надо добыть точные данные...
– бормотал он.
– Пусть Майкл этим займется.
Его мысли вернулись к Корвену. "В подобных случаях никак не разберешь, кто прав, кто виноват. Суть в том, что люди не подходят друг к другу. И никакие героические усилия, никакие умные слова не помогут. Мне следовало стать судьей, - размышлял сэр Лоренс, - тогда я мог бы высказывать свои взгляды. Судья Монт в своей речи заметил: "Пора предостеречь население нашей страны от вступления в брак. Брачный союз, вполне допустимый во времена королевы Виктории, должен был бы заключаться в наши дни только в тех случаях, когда ни у одной из сторон нельзя обнаружить сколько-нибудь выраженной индивидуальности..." Пойду-ка я домой, к Эм". Он промокнул уже совершенно высохшее письмо в "Таймс", сунул его в карман и углубился в густеющие сумерки безмятежного Пэл-Мэла. Перед витриной своего виноторговца на Сент-Джеймс-стрит сэр Лоренс остановился: вино подорожало на десять процентов - а где взять эти деньги?
Тут подле него послышался чей-то голос:
– Добрый вечер, сэр Лоренс!
Это был молодой человек по фамилии Крум. Они вместе перешли улицу.
– Я хотел поблагодарить вас, сэр, за то, что вы поговорили обо мне с мистером Маскемом. Я сегодня с ним виделся.
– Понравился он вам?
– О, он был очень
– Он заметил, что вы считаете это пунктиком? Молодой человек улыбнулся.
– Едва ли... Но ведь арабская лошадь намного меньше нашей.
– Нет, какой-то смысл тут все-таки есть. Ошибка Джека только в том, что он надеется на быстрые результаты. Все равно как в политике: люди никак не хотят понять, что на все нужно время. Попробуют что-нибудь, не даст за пять лет хороших результатов, - значит, не годится. Джек вас берет?
– Пока только на испытание. Я еду к нему на неделю, и он посмотрит, можно ли мне доверить лошадей. Он решил не отправлять кобыл в Ройстон, а поместить где-то за Оксфордом, возле Беблок-Хайт. И я там буду с ними, если он меня возьмет. Но все это не раньше весны.
– Джек - формалист, - заметил сэр Лоренс, когда они входили в клуб. Никогда не забывайте об этом.
Крум улыбнулся.
– Само собой. Его конный завод поставлен замечательно. К счастью, я действительно очень люблю лошадей. И поэтому, когда говорил с мистером Маскемом, не растерялся. Хорошо, если бы удалось за что-нибудь зацепиться, и потом - это же мое любимое дело!
Сэр Лоренс улыбнулся. Энтузиазм всегда его подкупал.
– Вы должны познакомиться с моим сыном, - сказал старик.
– Он такой же энтузиаст, хотя ему уже тридцать семь лет. Вы, наверное, окажетесь в его избирательном округе. Впрочем, нет. Вы будете в округе Дорнфорда. Кстати, вы слышали, что моя племянница служит у него секретарем?
Крум кивнул.
– Не знаю уж, как теперь будет, - пробормотал сэр Лоренс, - бросит она работу, раз Корвен вернулся, или нет.
Он внимательно посмотрел на молодого человека: лицо Крума заметно помрачнело.
– Нет, не бросит! Она на Цейлон не вернется. Крум произнес эти слова угрюмо и отрывисто. А сэр
Лоренс вдруг вспомнил: "Здесь я обычно взвешиваюсь". Крум пошел за ним, словно никак не мог с ним расстаться. Он был очень красен.
– Почему вы так уверены?
– спросил сэр Лоренс, уже сидя на историческом стуле.
Крум покраснел еще сильнее.
– Люди уезжают не для того, чтобы сейчас же вернуться.
– Иногда и возвращаются. Будь жизнь скаковой лошадью, судьи всегда штрафовали бы ее за нарушение правил.
– Мне известно, что леди Корвен не вернется.
Сэр Лоренс понял, что настала минута, когда в душе Тони чувство может взять верх над благоразумием. Значит, он действительно в нее влюблен. Предостеречь ли его и посоветовать отказаться от Клер или человечней сделать вид, что он ничего не заметил?
– Ровно одиннадцать стоунов {Стоун - английская мера веса, равная 6,36 килограмма, употребляется главным образом при определении человеческого веса.}, - сказал старик.
– Вы как, мистер Крум, убавляете или прибавляете?
– Я держусь примерно на десяти стоунах и двенадцати фунтах.
Сэр Лоренс окинул испытующим взглядом стройную фигуру Крума.
– Вы хорошо сложены... Удивительно, до чего может брюшко омрачить жизнь человека. Впрочем, вам нечего беспокоиться лет до пятидесяти.