Последняя инстанция. Расследование
Шрифт:
– А как же он сам? Он же, я так понимаю, был соучредителем. По-твоему, есть смысл топить своего компаньона, не рискуя попасть на собственные деньги?
– Так денег-то не было! Он не вложил в дело ни копейки. Ну, разве что, по мелочи. Поэтому ничего, кроме своих идей он не терял. А идеи – это капитал, не подверженный ни дефолту, ни кидалову… Он получил долю в прибыли и вывел напарника из дела, подставив его под Гаргаевых. Долги фирмы покрылись имуществом, отобранным у Маслова, а сам он вывернулся. Ликвидировал фирму и открылся по новой, чтобы с чистого листа начать. Вот на этом он и поднялся. Да типичная история. Так девяносто процентов бизнеса начиналось: не кинул, не поднялся. В общем, я это к чему… не ищи ты эту девчонку, Женю. Не
– А если она просто пожалела приёмного отца? Ну, или приёмную мать?
– Не знаю. Не думаю.
– А ты подумай! Вдруг девчонка прониклась к жене Рудого неким состраданием и решила не лишать её любимого мужа? Вот и оставила его в живых.
– Не, по-любому, она бы хоть как-то отреагировала на основного зачинщика процесса.
– А исчезнуть из дома, довести Рудого и его жену до тихого помешательства – этого недостаточно? Я так понимаю. Рудой огрёб невменяемую супругу и значительные траты на безуспешные поиски? Не так разве?
– Ты плохо себе представляешь оборотные средства Рудого. Для него эти поиски – копейки. Ну, а жена… Жена и до того была не очень-то в себе… Её просто исчезновение Жени доломало. Нет, я не думаю… Если бы эта ветка поиска была верной, тут дела бы складывались с гораздо большим трагизмом. Ну, по крайней мере, если бы это была ОНА, то уж точно приложила бы руку к разорению Рудого. Или попыталась подставить бы его под поиски убийц Гаргаевых. Там долго бы не думали и не вникали бы в суть отношений Гаргаевы-Рудой. Шлёпнули бы и очистились от несмываемого позора.
– Какого позора?
– Ты не забывай, Гаргаевы были не последними людьми в диаспоре. Уверен, что до сих пор заказчик их ликвидации в розыске. Тут дело чести. Ну, их, бандитской чести. У них не по понятиям прощать… Не согласен со мной?
– Не совсем. Как можно было Рудого подвести под монастырь? Там по-твоему, обезбашенные совершенно, не проверят, кто за убийством братьев стоит?
– Да мутная там история, сам же понимаешь. На сегодняшний день сфабриковать кое-какие документы – не проблема, и получится, что сам Рудой остался во всей этой истории живым и в шоколаде только благодаря смерти братьев, и именно ей. То есть, их смерть была ему выгодна на все сто. Не так-то сложно было это сделать.
– Ладно, допущу… – согласиться с резонными доводами Сашки было проще, нежели продолжать ему перечить. – Давай хоть фотки глянем…
– А вот тут есть некоторая накладка. Чтобы жена в периоды пребывания не в лечебнице, а дома, не натолкнулась на ненужные воспоминания, Рудой уничтожил все, до единой, фотографии Жени. То, что есть, это с корпоративных выездов компании. Я их у Ларисы взял. Они несколько раз всей фирмой выезжали за город, ну, типа, на шашлыки, с семьями, ещё при Маслове. Вот и осталось несколько фотографий того времени. Тут Женя ещё девчонка совсем, где десять лет, а где и все восемь. Да и не позировала она специально, так, среди толпы попалась.
Я приуныл. Перебрал немногочисленные снимки. Действительно, ни одного крупного плана. Несколько фотографий, сделанных полароидом с соответствующим качеством, несколько снимков, запечатлённых на дешёвую «мыльницу» тех времён. На всех фотографиях довольно большая компания в разных ракурсах, но ни одного постановочного кадра, на котором можно было бы разглядеть девочку более менее подробно. Это и понятно, Лариса отбирала фотографии себя и своих друзей. Кто ей Женя Маслова? Хоть она и дочка шефа, но с боссом у Ларисы шашней не водилось. Для чего ей хранить изображения его дочери, тем более, ребёнка? Так, случайно фигурка девочки мелькает в толпе. Сложно, правда, назвать её фигуркой. Скорее, фигурища. Девочка излишне полная, неинтересная: ноги толстые, короткие, попа толстая, щёки
– А ты что хотел? Более поздние фотографии могут быть ещё в Белоруссии, раз в Проплешино нету…
– Да Перелешино оно, Перелешино! – озверел я.
На самом деле, не орать надо было на напарника, а похвалить за оперативность и находчивость. Ведь разыскал он фото Жени, хоть и детские. Что-то – лучше, чем ничего. В любом случае, в розыск их не подать, но если вдруг мы найдём её каким-либо невероятным образом, то определить, она ли это, будет возможно и по этим, детским фотографиям.
– В Белоруссии нету снимков, – сбавил я тон. – Тётка Масловой умерла, а её супруг знать ничего не знает. Даже, если что-то там и было, то он давно выбросил за ненадобностью. Я так понимаю, он вообще не одобрял затею с укрыванием, и, тем более, удочерением… тьфу ты, усыновлением чужого ребёнка. Он даже этого не скрывал. Мол, затея дурацкая, чужая кровь, бандитские разборки ему ни к чему, ну на фиг всё…
– Значит фотографии Жени Масловой у нас фактически нет, – резюмировал напарник. – Да и вряд ли они понадобятся. Я ж тебе объясняю: если бы это был верный след, Рудой бы уже был мёртв. Причём ещё раньше, чем братья Гаргаевы. И потом, какая связь с Куприяновым, Бершадской, Кировским, Траубе?.. Ты хоть какую-то зависимость видишь?
– Нет, – честно ответил я. – Нет зависимости. А почему она должна быть? Предположим, Гаргаевы – это была личная месть, все остальные были под заказ исполнены.
– Плохо я себе представляю это… – задумчиво протянул Сашка. – Типа, понравилось что ли?.. Решила сделать убийство профессией? Мне почему-то кажется, что не в том направлении ты мыслишь. Все эти убийства как-то между собой связаны. Есть в них одна общая идея. И сдаётся мне, что никак эта идея на деньги не завязана. А убийство не за деньги, а за идею, это уже не киллер, это уже другое…
– Что другое, Сань? Ну, что другое? Нам-то от этого ни тепло, ни холодно. За идею он убивает или за деньги, нам без разницы. Его поймать надо, а там уже разбираться: идея это как идея, или идея как средство обогащения. И вот что я тебе ещё, Саня, скажу: давай не будем все эти разговоры в пользу бедных поднимать. А то до бреда уже договариваемся. Эдак, волю дай, вчера он бандитов грохнул, сегодня судом недосуженных – с его, заметь, точки зрения. А завтра? Завтра он начнёт за чиновниками охотиться? Или вот за такими, как мы – кто службу несёт. Дескать, не справляемся мы со своими обязанностями, надо нас зачистить. Ты откуда знаешь, что он не псих?
– Не знаю. Но подозреваю. Псих такую организацию замутить не смог бы. Больно уж тщательно всё у него продумано и просчитано. Да, связи всех со всеми я пробил.
– Не понял. Что значит, всех со всеми? – я растерянно взглянул на напарника.
– Ну, все погибшие были между собой незнакомы. Никто из них друг друга не знал. И театральные связи – это простое совпадение. Незнакомы они были. Да и вообще, театр – это слишком эфемерно.
– Ну да, ну да. А как ты это выяснил?
– Пообщался с друзьями и близкими погибших. Если близкие ещё сомневаются, то друзья-то наверняка знают. Кировского в кругу Бершадской не знал никто. Траубе вообще далёк от всего этого, а его связь с миром искусства очень опосредованная, только через брата.