Последняя песнь трубадура
Шрифт:
– Во, блин, стал. Дай пройти.
– Наташенька, я тебя жду, – тихо сказал Князев.
На похоронах Гали речей не произносили. Пришли несколько сослуживиц, Дина, Сергей, соседка Маша. Женщины вытирали слезы, только Наташа больше не плакала. Она так осунулась, что была похожа на старушку в своем черном платке. Организацией похорон занимались Сергей и Дина. От поминок Наташка отказалась.
– На фига они мне сдались, тетки эти.
Дина решила увести после похорон Наташку куда-нибудь, походить,
– Это Князев Вячеслав Евгеньевич, который так тебя интересует. В последнее время проявляет заботу о нашей девчушке.
– Ничего себе. Что ж ты мне раньше не сказал? Это же опасно. Нужно ее предупредить.
– О чем, Дина? Она над схваткой. Ей глубоко плевать на его дела и принципы. И потому ей ничего не угрожает. К тому же, мне сдается, он влюбился. Как говорится, и на старуху бывает проруха.
– Ну какая, к черту, старуха, Сережа. Подонок – он и есть подонок. Никогда не знаешь, что ему в голову взбредет. Ты заметил на суде: у Виктории синяки замазанные на физиономии?
– Все, что мы можем сейчас, это присматривать за ним. А Наташа нашего совета послушает, как ты думаешь? К тому же ей никакую информацию сейчас сообщать о нем нельзя. Я тебе только его показал, но за ним поехали наши ребята. Кстати, когда ты выслушаешь мой доклад?
– Можно вообще без доклада. Я хочу только знать: он или не он?
– Я просил секретаря ознакомить вас лично с экспертизой трех психиатров, докторов наук института Сербского, по поводу состояния здоровья Тамары Синельниковой, проведенной на базе хирургической частной клиники, где она находится, – сказал судья главврачу психбольницы Смирновой. – Вы это сделали?
– Да.
– Вы согласны с выводами?
– Мне ничего другого не остается.
– Они совпадают с выводами специалистов вашего медицинского учреждения?
– Наши специалисты никаких своих выводов не делали. Во всяком случае, официально. К нам больная Синельникова поступила с диагнозом своего специалиста и на основании жалоб дочери. Доставлена она была, как суду известно, сотрудниками районного отделения внутренних дел.
– Вы не помните своего первого впечатления: были основания для такой грозной госпитализации? Синельникова выглядела агрессивной, буйной?
– Она не выглядела ни агрессивной, ни буйной, но существует так называемый клинический эффект. Больные в больнице могут вести себя иначе, чем дома.
– Все пациенты вашей больницы умеют приспосабливаться к ситуации?
– Разумеется, нет.
– С каким диагнозом поступила Синельникова?
– Маниакально-депрессивный психоз. Мания преследования.
– Как проявлялось это в условиях стационарного
– У нее был свой лечащий врач. Но я не припомню жалоб персонала на болезненные реакции этой больной.
– Но вы продержали ее в психбольнице четыре года!
– На этом настаивали родственники.
– Синельникова требовала, чтобы ее выписали?
– Этого требуют многие наши больные.
– Но вы подтверждаете, что именно ее удерживали насильно?
– Как и других наших больных. Такова специфика учреждения.
– Вынужден вас попросить не называть Синельникову больной до конца рассмотрения дела, поскольку именно этот факт должен прояснить суд.
– Я у вас случайно не обвиняемая?
– Как вы могли заметить, на этих заседаниях не выступает ни защита, ни обвинение. Суд рассматривает законность и медицинское обоснование факта госпитализации. Уникальной, на мой взгляд. Четыре года – такой срок лечения в психиатрическом учреждении может получить убийца.
– Не хотелось бы стать козлом отпущения. Кто-то устанавливал диагноз, кто-то привозил, от кого-то поступали звонки…
– Вы можете уточнить, о каких звонках идет речь?
– Из одного солидного ведомства. Нам не рекомендовали выписывать Синельникову.
– Представителей защиты и обвинения прошу учесть этот факт, когда будет рассматриваться вопрос персональной ответственности присутствующих, выделенный в отдельное производство.
Сергей поднял руку: «Можно вопрос, ваша честь?»
– Вы получали какое-нибудь вознаграждение от родственников Синельниковой во время пребывания ее в больнице?
– Возможно, были какие-то подарки персоналу.
– Вы лично?
– Возможно, мне тоже что-то дарили. Это практика любой больницы.
– Я говорю о суммах.
– Нет, не получала.
– Я могу сейчас предоставить суду сведения о поступлениях крупных сумм на счета многих из присутствующих в зале. Все вклады датированы октябрем четыре года назад. Были поступления и в дальнейшем.
Судья:
– Сейчас этого делать не нужно. Передайте информацию следствию. У меня остался лишь один вопрос госпоже Смирновой. Вы сказали, что Синельникова поступила к вам с диагнозом своего специалиста. Речь идет о психотерапевте Орлове?
– Да.
– Как мы с ним выяснили во время предварительного разговора, Синельникову он впервые увидел здесь, в зале суда. Вас это удивляет?
– Меня это не интересует.
Заседание опять перенесли на следующий день. Дина, Сергей, Тамара и Филипп вышли из здания суда.
– Я поражен, – сказал Филипп. – Вы говорили, что у вас продажное и некомпетентное правосудие. Но какой приличный судья.
– Честно говоря, я думал сначала, что ты ему заплатил, – рассмеялся Сергей. – Из любви к Тамаре.
– Какие глупые шутки. Я есть очень законопослушный человек.
– Ох, давайте не будем о суде, – взмолилась Тамара. – Я совсем без чувств.