Последняя улика (сборник)
Шрифт:
– Вера, да ведь этот язвенник нам целый ключище дает. Помнишь, я тебе говорил, что Пушкову предупреждал о том, чтобы держала в секрете, с кем и как от нее Сенкова ушла? Помнишь?
Вера Васильевна кивнула.
– Так вот, если Пушкова не проболталась, а не должна бы - серьезная женщина, фронтовичка, то кто об этих обстоятельствах знает?
– Николаев смотрел на следователя, и она увидела в его глазах радость.
– Я могу вот что добавить, - продолжила Вера Васильевна.
– Наша разлюбезная Баркова-Снегова работала в котлопункте, который находится под начальством язвенника.
– Ну, молодец! Недаром же я ждал тебя! Понимаешь, что теперь получается...
Но договорить Николаеву не дала Люда:
– Слушайте, братцы, кончайте производственное совещание. Спокойно поесть не можете.
– Эй-эй, милицейская жена, о чем говоришь?
– майор обнял, прижал к себе Люду, - не всегда же мы о делах рассуждаем.
– Не всегда, - согласилась та, - а все же иногда прямо на дому филиал райотдела открываете. Ты знаешь, Вера, что у нас здесь без тебя произошло?
– Зачем ты об этом?
– пытался остановить жену майор, но уже заинтересовалась Вера Васильевна.
– Недели три назад к нам соседка Татьяна прибежала, трясется вся: муж скандалит, схватил ружье. Ваня побежал обезоруживать пьянчугу. Один! Я осталась в доме - вспомнить страшно, - она передернула плечами.
– Аленку только уложила, у нас, знаешь сама, в комнатах окна такие, что каждый угол достать можно. О себе-то я не беспокоилась, за Аленку страшно было. Тот негодяй знал ведь, куда жена побежала. Господи, думаю, застрелит ребенка. Схватила Аленку, мечусь по квартире. В ванную с ней зашла - сижу, вдруг слышу - во дворе выстрел!
– Успокойся, Люсенька, забудь, - пытался остановить супругу Николаев.
– Забудь?!
– жена подняла голову, показала на узкую белую полоску в темных волнистых волосах - седина.
– Нет, не забывается такое. Ты жизнью рисковал, обезоружил пьяницу, а знаешь ли, что Татьяна домой ко мне приходила? "Ребенок, - говорит, - у нас. Отпустите моего, попросите за него мужа".
– А ты?
– заинтересованно спросил Сергей.
– Я ответила, что в дела Ивана не вмешиваюсь, - жестко отрезала Люда.
Вера Васильевна подошла к ней, молча положила руку на худенькое плечо. И Люда прижалась к ней щекой.
Утро Николаева началось с того, что срочно потребовала допросить ее Снегова. Об этом ему доложил дежурный.
– Что ж, это ее право, - сказал Иван Александрович.
– Раз просит сама, значит, хочет сообщить что-то. Да только вот беда, следователь уехала в больницу к прооперированному начальнику общепита. Его показания могут оказаться очень важными. Пушкова-то проговориться не могла, предупреждена и, конечно, молчит - убили ведь ее фронтовую подругу. От кого получил начальник общепита информацию? Это выяснится, но пока Веры Васильевны нет.
"Попробую поговорить со Снеговой сам", - решил майор.
– Снегову ко мне, - распорядился он.
Вот она сидит перед ним. Побледнела, осунулась за ночь.
– Вера Васильевна уехала, поэтому давайте без нее побеседуем, предложил начальник райотдела.
Женщина повернула к нему лицо, и из глаз ее посыпались слезы. Именно посыпались - крупные,
– Я подумала ночью и решила все рассказать.
– Она посмотрела на Ивана Александровича, но тот молчал, боясь спугнуть ее неосторожным словом.
Снегова продолжала:
– Да, я вечером тридцать первого марта уехала от мамы в ее шубе, шофер правду сказал. Утром 1 апреля, как муж ушел, я подумала: "Однако надо еще съездить в Ийск, может, пройду комиссию". На попутке добралась, да было еще рано. Где мне ждать? Устала, замерзла и поехала на вокзал. Ну, сижу на скамейке в зале, вдруг подходит ко мне женщина, чуть меня постарше. В телогрейке, в ботах резиновых, платок на ней, на глаза надвинут. Слово за слово, разговорились. Она говорит, мол, весна уже, а холодно у вас еще. Вот у нас уже зацветает все, теплынь. А потом: "Мы с тобой, девка, сестры, у обеих во рту щербинки". Я поглядела - точно, щербинка у нее, как у меня. Сидели, беседовали, потом она мне и предлагает: "Хочешь много денег иметь?" В магазине, говорит, в "Тканях", вчера дефицит был, наверняка продавцы деньги припрятали. Я, конечно, отказалась, а она стращать принялась. "Видишь, вон парни. Они тебя угробят, если с нами не пойдешь". А у кассы здоровенные два мужика стоят. Я испугалась, согласилась.
Николаев слушал внимательно, мысль работала лихорадочно, сопоставляя показания Снеговой и данные следствия. Приметы женщины указаны Снеговой точно - боты, платок и даже щербинка. Но ведь это и самой задержанной приметы! Что же, себя она описывает?! Чушь какая-то получается.
– Продолжайте, продолжайте, - сказал он, видя, что Тамара запнулась.
– В городе, как стали к "Тканям" подходить, я сказала, что не пойду, вон милиция недалеко, кричать буду. Тогда женщина мне приказывает: "Снимай шубу". Я решила, пусть лучше шубу возьмут, а меня отпустят. Отдала ей шубу, незнакомка надела, а мне - свою телогрейку сунула. И парням крикнула: "Айда в "Высокое крыльцо".
Слух майора неприятно резануло это "Высокое крыльцо". Только местные называют так магазин "Ткани", чужим откуда знать такое? И по рассказу получалось, что женщина-то не местная! Снегова между тем продолжала:
– Они к "Крыльцу" втроем направились, а я выскочила к Куличковой горе да на попутке до Заозерного. А когда услышала про убийство продавщицы, поняла, что они это сделали, напугалась, молчать решила.
Девушка притихла, вопросительно уставилась на майора: обильных слез не было и в помине. "Проверяет впечатление", - особого труда не требовалось, чтобы это понять...
– Узнать своих знакомцев сможете?
– Конечно, - оживилась та.
– Только найдите, сразу узнаю.
– Значит, шубы вы лишились?
– спросил Николаев сочувственно.
– Лишилась, - закивала головой Тамара.
– А телогрейку я сразу выбросила. Завернула в нее камень - и в прорубь.
"Как хорошо, что вчера Вера с ней поработала", - подумал Николаев. Видно, что все вопросы, возникшие при допросах, Тамара продумала. Поняла, что кое в чем запираться бесполезно - вот сегодня и новая версия. Итак, нужно проверить то, что сказала Снегова.