Последняя воля Нобеля
Шрифт:
— Слушай. — Берит принялась читать: — «Значение термина „вовлечение“ следует трактовать в расширительном смысле, то есть не только в случае подозрения на совершенное противоправное действие. Это означает, что человек не обязательно должен быть предполагаемым виновником для того, чтобы его можно было считать лицом, совершившим преступление. Таким образом, достаточным для подозрения основанием считается возможная причастность лица к подготовке и планированию преступных действий».
Берит бросила лист себе на колени.
— И это означает?.. — спросила Анника.
— Это
— Но это же полное сумасшествие, — сказала Анника, понимая, что проявляет излишний скепсис.
Не над этим ли законом работает сейчас Томас?
— Это дикий предрассудок, — поддержала Берит. — Полиция безопасности сможет теперь прослушивать разговоры и думать, замышляют ли люди что-нибудь дурное или способны ли они — что, конечно, является верхом объективности — задумать что-нибудь дурное в будущем.
— Но, может быть, это необходимость? — возразила Анника в слабой попытке обелить людей, принимающих решения. — Может быть, это необходимо ради защиты демократии?
— Демократии? — переспросила Берит. — В чем же заключается тогда истинная угроза демократии?
— Ну, — задумалась Анника, — в терроризме, в «Аль-Каиде» — эта организация хочет ниспровергнуть демократию…
— В самом деле? — саркастически осведомилась Берит. — «Аль-Каида» заявила, что нападения и теракты это месть за американское военное присутствие на Среднем Востоке, за войны США, за миллион или около того убитых в Ираке, за то, что американцы поддерживают захватническую политику Израиля. Террористы выбирают цели, представляющие глобальное финансовое и военное превосходство США, — Пентагон и Всемирный торговый центр.
— Но настоящая причина — ненависть к западной демократии и к свободе западных женщин, разве не так? — робко возразила Анника.
— Значит, отныне демократию надо защищать, ограничивая эту же самую демократию, так? — возмутилась Берит. — Разве ты не видишь, как глупо это звучит?
— Почему ты не напишешь это в газете? — тихо поинтересовалась Анника.
Несколько секунд Берит сидела молча, не отвечая на вопрос.
— Я пыталась, — наконец сказала она. — Но статью не приняли. Очевидно, показалась руководству слишком пристрастной. — Берит встала. — Ладно, пошли пообедаем. По крайней мере, кафетерий сохранился на этих развалинах, и еда не изменилась с тех пор, как ты…
Берит не закончила фразу и сконфуженно замолчала.
— С тех пор, как меня ушли в отпуск? — улыбнулась Анника. — Не волнуйся. Я уже приняла решение. Я его выстрадала и не буду ждать, когда топор упадет на мою шею.
— Я все же думаю, тебе надо попытаться выбить из них как можно больше денег, — сказала Берит.
Анника изо всех сил ухватилась за ремень сумки.
Кошечка
Все нормально.
Она открыла дверь и ступила на мраморный пол.
Это была одна из ее любимых квартир.
Она испустила удовлетворенный вздох и бросила сумку на пол.
Квартирка была выдержана в белом цвете. Белый мраморный пол, белые стены, белая терраса, выходящая на Средиземное море. Вся мебель была белая и светло-бежевая. Кошечка любила расслабиться, когда не работала.
Это была одна из четырех квартир на средиземноморском побережье Испании. Когда она не работала или не готовилась к работе, попеременно жила в каждой из них. Три раза в году она сдавала квартиры, чтобы сбить с толку соседей и отвадить их от желания познакомиться с ней поближе.
Правда, если честно, никто и не стремился с ней знакомиться.
Коста-дель-Соль — это как раз то, что ей нужно.
Сюда, в небольшой порт Пуэрто-Банус, съезжались туристы со всего мира, люди толпами бродили по Апельсиновой площади в Марбелье, и Кошечке не приходилось от кого-то прятаться. В толпе так легко затеряться. Она могла перемещаться из квартиры в квартиру, и никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Десятки тысяч квартир на побережье пустовали в ожидании своих хозяев из Северной Европы, когда им захочется посетить юг, понежиться на солнышке и поиграть в гольф. В этих новых, недавно построенных кварталах никому ни до кого не было дела.
Она представлялась страховым агентом. Это самая лучшая профессия, которая позволяет отбиться от любопытных соседей. Она несколько раз убеждалась в этом: люди бежали от нее как от чумы, когда она говорила, что занимается страхованием. Люди боялись, что она начнет навязывать ненужные им страховые полисы.
Другим преимуществом этого региона было его географическое положение. Отсюда, из небольшого аэропорта в Малаге, можно было легко улететь в любой крупный город Северного полушария. До Северной Африки было полчаса езды в лодке (в ясную погоду из спальни были видны Атласские горы). До Португалии было два часа езды на машине, а до Британского Гибралтара — три четверти часа.
Ностальгией Кошечка не страдала.
Мама надоедала своими ворчливыми приглашениями на День благодарения, но Кошечке было не до индейки, теперь она избегала поездок в США. Она не могла рисковать. Паспортный контроль с отпечатками пальцев означал для нее смертный приговор, и не только после того, как она потеряла туфлю на Северном полюсе. Уже много лет она добиралась до дома из Торонто, через озеро Онтарио, высаживаясь в лесах близ Буффало, недалеко от имения матери рядом с Бостоном.
Она понимала, что всей своей жизнью разочаровала мать, но старушке придется с этим примириться. В конце концов, у нее есть двое благонравных детей. Брат Кошечки был нейрохирургом, а сестра — оперной певицей. Оперной певицей!