Последняя воля Нобеля
Шрифт:
Или, предположим, если он скажет: «Завтра я продам пятьдесят кило грева Олле, а потом побью жену»?
Вопрос заключался в том, как должна полиция реагировать на сведения о том, что не было напрямую связано с торговлей наркотиками. Над этим сейчас и работал Томас.
Он, лично, считал, что находится на правильном пути.
В первом случае Петер уже продал наркотик и побил жену. Его можно привлечь но первому эпизоду, но не по второму — за физическое насилие.
Во втором случае, когда ни продажа наркотика, ни физическое
Но не все, это Томас отчетливо понимал.
И всерьез воспринимал критику.
Движение было очень плотным, автомобили еле-еле тащились под проливным дождем. Томасу потребовалось сорок пять минут, чтобы доехать до автострады на Норртелье, и только в половине седьмого он свернул к церкви в Дандерюд.
Завтра утром у него запланирована встреча со статс-секретарем Джимми Халениусом, на которой они обсудят все вопросы. Если Халениус согласится, то в понедельник Томас выступит на совещании.
Он с нетерпением ждал этого события. Все служащие считали особой честью возможность представить свою работу непосредственно на суд министра в Голубой комнате.
Сам он общался с министром только один раз.
Министр пришел в его кабинет на четвертом этаже после обеда и поинтересовался, как идут дела. По отделам ходили слухи о том, что он любит лично посещать кабинеты рядовых сотрудников, в отличие от своего предшественника. Томас страшно смутился и, взволнованно перебирая бумаги, доложил обстановку.
— Помни, — сказал министр, когда Томас закончил, — что и в барах, и в публичных домах есть ни в чем не повинные люди. Не все, кто там работает, являются преступниками, и они будут против прослушивания. Мы нарушаем их права, и это сильнейший аргумент против нового законодательства.
Томас ответил, что полностью это сознает.
Министр встал и пошел к выходу, но в дверях остановился.
— Когда я начинал работать адвокатом, — сказал он, — одно из моих первых дел было связано как раз с прослушиванием. Я защищал курдов, которых прослушивали в связи с делом Эббе Карлссона. За все время процесса я не задал ни единого вопроса.
Он вышел, не сказав больше ни слова.
Томас доехал до Винтервиксвеген, свернул на нее и выкатился на подъездную дорожку к дому.
Схватив портфель, не раскрывая зонта, он побежал к крыльцу.
Дети бросились встречать его, оторвавшись от телевизора, первым Калле, несшийся со скоростью гепарда, а потом Эллен, скакавшая на одной ножке, зажав под мышками Людде и Поппи.
— Привет, крошки, — сказал он, наклонившись, и подхватил обоих детей на руки.
— Папа, папа, мы построили машину из коробок. Настоящую машину, с рулем. Папа, а я сегодня приготовила салат. Пана, папа, папа, послушай, Поппи немножко сломалась, ты ее починишь?
Он
— Подождите, подождите, дайте мне раздеться.
Но они и не думали отставать, тыкали его в живот и повалили на пол.
— Папа, папа!
Он видел, как брюки пропитываются влагой и пылью прихожей.
— Все, все, — сказал он, — можно я все же встану?
Они наконец отпустили его и даже помогли встать.
Калле, так похожий на мать, и Эллен, его точная копия в таком возрасте, — они толкали его, пока он не встал и не отряхнулся.
— Как прошел день? — спросил он. — Что хорошего было в подготовительном классе?
— В детском саду, — поправил его Калле. — Я рассказывал, мы делали машину из коробок. Я тоже делал, потому что воспитательница сказала, что все могут участвовать…
У Калле вдруг задрожали губы, он был готов расплакаться. Томас потрепал его по темным волосам.
— Конечно, ты имел полное право участвовать, ты же у меня настоящий гонщик. Ну, а ты, принцесса Винтерсвегенская? Что ты сегодня делала?
Он поднял дочь на руки вместе с ее мягкими игрушками. Эллен подняла визг:
— Мне щекотно, папочка….
Он поставил девочку на пол, и она, заслышав музыку из «Тома и Джерри», опрометью кинулась к телевизору.
Томас перевел дух, потом расшнуровал ботинки и, облегченно вздохнув, сбросил их с ног. Взяв портфель, стоявший на полу, он поднялся в свой кабинет и поставил портфель у стола. Как хорошо, что у него есть теперь своя комната, где он может спокойно и без помех работать. Когда-то давно он воспринимал это как нечто естественное. Было слышно, как Анника внизу гремит посудой. Томас помедлил, потом включил компьютер и вошел в почту. Он пригласил нескольких коллег на вечер в понедельник и теперь хотел посмотреть, кто откликнулся.
Ответил, естественно, Крамне, он не пропускал ни одной вечеринки, два инспектора и их жены.
Оставил свой ответ и статс-секретарь Халениус.
Он снова перечитал его письмо. Да, Халениус ответил, что с удовольствием придет, несмотря на то что Томас пригласил его исключительно из вежливости. Он обсуждал организацию вечеринки с коллегами, когда в кабинет неожиданно вошел Халениус, и было бы грубостью не пригласить и его. Политики редко вступали в неформальное общение со служащими, особенно министр и статс-секретарь.
Отлично, всего их будет восемь. Дети поедят немного раньше обычного — замечательно!
Он снял костюм и повесил его в шкаф. Пиджак и одна штанина сильно запачкались — вот досада! Надо будет напомнить Аннике, чтобы отнесла костюм в чистку.
Он бросил рубашку в корзину с грязным бельем, натянул джинсы и футболку.
Анника стояла у раковины, спиной к двери, когда Томас вошел на кухню.
— Привет, — прошептал он, взял ее за плечи и ласково подул ей на шею. — Как поживает моя чудесная девочка?