Последствие
Шрифт:
— Я понимаю, что это до боли банально, — Аттикус взмахнул рукой, как ведущий игрового шоу, — но я хотел напомнить тебе, что у тебя есть другая семья, кроме твоего ребенка, Валеро. И она нажила много врагов с тех пор, как ты сбежала. И под врагами я подразумеваю, что он должен всем в городе огромные суммы денег. — У меня пересохло во рту, когда я встретилась взглядом с отцом с другой стороны переулка. Он выглядел совершенно побежденным. У меня защемило сердце при виде его такого худого и оборванного. Я хотела заключить его в свои объятия и забрать
— Ты не тронешь его, — приказала я. — Ни его руки. Ни какой-либо его части. Ты должен отпустить его, пока я не потеряла все свое терпение, Аттикус. Я не валяю дурака.
При этих словах глаза Аттикуса победно блеснули.
— Ты знаешь, что я этого не сделаю, Каро. Зачем тратить впустую свое дыхание? Делай свою работу, и он весь твой. Видит бог, он больше никому не нужен. На твоем месте я бы поторопился. Я не хочу отправлять его по кусочкам.
Мой желудок перевернулся, и я чуть не лишилась своего обеда прямо там.
— Тогда возьми это, — прорычала я ему, протягивая папку. — Это только начало.
Он послал одного из своих парней забрать папку. Я передала ее, зная, что Гас может получить доступ к цифровым файлам в любое время онлайн.
Аттикус пролистал страницы, оценивая мельчайшие детали дела Мейсона.
— Я передам это дальше, — наконец сказал он. — Это только начало.
— Каро? — прохрипел мой отец, и я поняла, что он пялился на меня с тех пор, как они затащили его в переулок. — Это ты? Это действительно ты?
Я встретила его сломленный, измученный взгляд.
— Привет, папа.
— Тебе не следовало возвращаться сюда, — пробормотал он, как будто ничего не мог с этим поделать. Его лицо исказилось от боли. Он был сломленной, потрепанной версией человека, которого я когда-то знала. — Тебе следовало остаться там, где ты была. Ты должна была оставаться в безопасности.
— Они забрали мою дочь, — мягко сказала я ему, отчаянно желая снять с него часть бремени. Казалось, не имело значения, как часто этот человек причинял мне боль раньше или как сильно я винила его за то, что он вынудил меня прийти в этот мир. Он был моим отцом, и меня убивало видеть, как он страдает у меня на глазах. — Я не могла оставаться дома. Я должна была прийти за ней.
— Полагаю, она все еще маленькая, — тихо сказал папа, сдерживая эмоции. — Ты все еще нужна ей. Труднее всего, когда ты им нужен.
Я подавила рыдание, поняв, что он говорит о себе. В его взгляде было такое отчаяние, что мое сердце словно раскололось пополам. Одна часть меня была убеждена, что он заслужил то, что сделал с собой. Он заслужил такой конец своей жалкой жизни. Другой части меня было больно видеть его таким. Независимо от того, сколько дурных чувств я испытывала к этому человеку, он все еще был моим отцом… человеком, который вырастил меня. И я была
— С тобой все будет в порядке, папа? — спросила я человека, который уже начал откалывать мою броню.
Он кивнул, но его подбородок задрожал.
— Я в порядке, малышка. Просто попал в очередную передрягу. Вот и все.
Это было больше, чем передряга.
— Да, ну, я тоже.
Аттикус рассмеялся.
— Разве это не приятное воссоединение семьи? Гас, почему ты никогда не спрашивал, как у меня дела?
Гас издал какой-то звук в глубине своего горла.
— Потому что мне было насрать.
Все веселье исчезло с лица Аттикуса, и он сплюнул на землю.
— Печально то, что ты предпочел бы провести время с этими предателями, чем со своей собственной плотью и кровью. В этом есть что-то серьезно испорченное, Август.
— В тебе есть что-то серьезно испорченное, Аттикус! — рявкнул Гас.
Сдерживающий тон, который он использовал, чтобы сдержать свое безумие, распался, и он наставил пистолет на Гаса. Оружие опасно поблескивало в уверенных руках Аттикуса.
Он двинулся на своего брата, загоняя Гаса в угол. У Гаса было свое оружие, но он не решался вытащить его, когда Аттикус уже целился ему в голову.
Не зная, что еще сделать, я бросилась между ними и подняла руки, сдаваясь. Вероятно, мне следовало запаниковать или выхватить пистолет Гаса и использовать его против Аттикуса, но я никогда не прикасалась к оружию без крайней необходимости. Я мстила кражей.
Там было достаточно места, чтобы я могла протиснуться между двумя смертоносными братьями. Я почувствовала, как гнев Гаса покидает его. Он ненавидел Аттикуса больше, чем когда-либо, больше, чем я помнила. Его эмоции были ясными, громкими, передавая накопившуюся за всю жизнь обиду.
Однако Аттикус был другим зверем. Он не был так полон ярости; он был просто сумасшедшим. У Аттикуса была совершенно другая история, он совершал грехи, которые были полностью его. Его ярость была столь же ощутима, но она была порождена глубокой, безумной потребностью причинять боль и убивать, наказывать и разрушать.
Ни один из мужчин не заметил, что я стою между ними. Они были слишком сосредоточены друг на друге, прикидывая, сколько боли они могли бы причинить друг другу.
— Давайте будем благоразумны, — предложила я.
Аттикус не опустил своего оружия. Он продолжал целиться в Гаса, только теперь моя голова случайно оказалась загораживающей то место, куда он целился из пистолета.
— Эй, Кэролайн? — Кейдж позвал откуда-то поблизости. — Как насчет того, чтобы ты вышла оттуда прямо сейчас?
Он отговаривал меня? Разве он не мог видеть, какое доброе дело я делаю? Кроме того, Аттикус не смог бы причинить боль другому человеку, которого я любила. И Гасу не удалось бы убить Аттикуса. Он был весь мой. Когда придет время.