Послушная одноклассница

Ви Ими

— По глазам вижу, что всё поняли. Пока всё не выскажете, можете к двери не подходить!

Мансур договаривает и тут же уходит. Таким же быстрым, невероятно стремительным шагом. Исчезает.

Щелкают дверные замки. Ни я, ни Оля не сможем выйти. Не сможем даже перейти к другому, преодолеть перегородку, которая аккурат от стены до стены. Ну а двух метров в нас уж точно нет.

— Приступим, туртушка? — Возвращается злость, возвращается ненависть, возвращается и привычная Оля.

Сестра. Сводная!

Оглушительный

удар. Первый, цветной, и краска растекается по стеклу. Я ждала, но всё равно вздрагиваю. Олю слышу так четко, как будто она рядом стоит, а удар её как хлыст. Звонкий, звучный, упругий.

Словно перекатился по изгибу арки. Точно! Вот откуда такая шикарная слышимость!

— Ты пришла со своей мамой, а забрала моего отца! — Удар, ещё удар.

Не меткие, хаотичные, импульсивные, поэтому разные — между краской зазоры, в которые я ещё вижу разъярённое раскрасневшееся лицо Ольги.

— Мия, которой всегда нужно внимание, забота, опека! Несамостоятельная, инфантильная, вечно с недовольным лицом! — Снова удары.

Такие же громкие, отзывающиеся взрывами внутри. Там, где оказывается страшно. Боязно.

Как хорошо, что между нами всё-таки есть стекло!

Я не вынесу исповедь тет-а-тет. Надеюсь, что стекло действительно непробиваемое, иначе в таком запале Оля меня прибьет и не заметит.

— Мия, которая и мать родную поддержать, понять не смогла! — Удар, но теперь под дых, не краской, словом.

Замираю на мгновение, взгляд плывёт. Воздуха всё меньше и меньше.

Так значит?!

Тогда мой черёд бить наотмашь, Оленька!

81

— Ты знаешь, какой вчера был день? — Вдруг спрашивает Оля.

Мы сидим на полу, прижавшись спиной к стене. Чистого стекла осталось ровно в этом углу, когда мы это поняли как-то разом выдохлись. В ход действительно пошли все метательные, даже не представляю, сколько на это часов угрохали, зато…

Выговорились, да. Правда за собственными выкриками, эмоциями, обидами я не слышала, что говорит Оля. Выговориться-то выговорились, а вот услышали ли друг друга, поняли ли…

Но легче стало. Точно, как будто вычистили всю грязь, даже ту, что прилипла на стенки, не желая пропадать.

Какой день? Начинаю вспоминать, какие вообще сейчас числа идут. Событий слишком много, навалились и закрыли собой все даты.

Так, так. Ох…

Резко поворачиваюсь направо, чтобы увидеть Олю. Вчера был её день рождения. Её совершеннолетие!

— С прошедшим тебя! Я забыла, прости…

— Ничего страшного. Не ты одна забыла. — Горькая улыбка, до краев полная тоски и сдавившей усталости. Усталости от всего.

— Родители! — Понимающе хмыкаю я.

Чему я удивляюсь? Они могут и забыть, тем более ещё я им вчера масла в огонь подлила.

— Я думала, вы готовите

мне сюрприз, весь день ждала.

Мы не первый раз забываем про День рождения Оли. Стыдно, мне очень стыдно сейчас за всех. Мы такие все эгоисты. Оля не любит этот день, ведь восемнадцать лет назад он забрал другую жизнь, родную, любившую, но не залюбленную в ответ. Жизнь мамы.

Оля ненавидит этот день. Но! Но если мы забываем — значит мы признаем её ненависть, одобряем её? Значит мы виним Олю в смерти?

Первый раз, когда мы забыли, было как раз четыре года назад. Если сейчас все начать вспоминать, то… То это случилось намного раньше до всех несчастий, которые свалились на голову нам с мамой. Намного раньше.

У всего есть причина. Да, Мия, у всего, тебя же учил этому папа, почему ты забыла, почему… Спокойствие бывает разным, ненависть тоже!

— Наверное, ты всегда имела право мучить меня. — Отвечаю спустя время, отвечаю шёпотом.

Но мы сидим плечо к плечу, между нами впервые только стекло. Впервые мы так близко. И в таком спокойствии.

— Знаешь, почему я сегодня всё рассказала? — Оля повернулась и посмотрела прямо мне в глаза.

Тогда я думала, что её прижали, рассекретили, что она испугалась и решила признаться во всём прежде, чем Тузов опять что-нибудь наплетет. Но сейчас…

— Вчера вечером я спустилась на кухню, свет едва горел, дверь была приоткрыта. Варя и Марсель тихо сидели и разговаривали. Марсель рассказывал ей, как узнал о тебе, об Амире. Как не выдержал и вместо серьезного разговора избил Тузова.

Я поддалась вперёд, почти уперевшись лбом в стекло. Что? Натюрморту Амир обязан нашему Марселю Павловичу?!

— Да-да, Мий. Наш высеченный из стали не сдержался и настругал пацана, который посмел тебя обидеть. Варя тоже офигела. Руслане Амирка конечно же ничего не рассказал, ну ты понимаешь.

Да-а, мы-то знаем, как Тузов умеет выборочно делиться правдой. Да там и Руслана может многое додумать сама, этому в принципе я тоже не удивлюсь. За сыновей стреляет в упор.

— Оль, не нужно подставлять Марселя Павловича, не рассказывай отцу, пожалуйста. — Я вспомнила про Ульяну, про давнишнюю подставу Вари, и испугалась.

— Он рассказал ещё кое-что. Тузов, чтобы его поменьше побили, решил сдать «заказчика» своего появления и твоей травли.

Понимаю, почему Оля не отвечает на мою просьбу.

Амир наговорил на неё Марселю Павловичу. Моему верному защитнику, который побольше многих знает, какой жестокой и беспощадной бывает Ольга.

— В этом весь он.

— Марсель ему не поверил. И Варя сказала, что я бы на такое никогда не пошла. — Поднимает руку и указательным пальцем упирается в стекло прямо около моего лба. — Они поверили в меня! Они, вечные твои защитнички, тайные твои заступники.