Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума. Марш экклезиастов
Шрифт:
– Как это правильно! – восхитился я. – Давно, давно пора было ввести во всех НИИ трибуналы. Или ОСО. Нечего выносить сор из избы.
Смех смехом, а положение наше было хуже некуда. До ближайшей тронутой цивилизацией деревни было километров полтораста – напрямую, через болота.
Со скоростью три километра в день. А то и два. Негры, убегая, предусмотрительно прихватили все консервы и муку, пару дробовиков и надувную лодку. Остались палатки – в избытке, – мешок сахара, пачка соли, банка с
На наше счастье, носильщики, отправленные на заготовку дров, топоры и мачете побросали. И то ли забыли захватить, то ли убоялись прогневить белых духов, но из моей палатки они не взяли ничего. Так что остался у нас штуцер восьмого калибра и легкий «зауэр»-двадцатка.
– Может, вернутся еще, – неуверенно предположил Коломиец. – Они же только аванс взяли…
– Лучше бы ты их в партию принял, – сказал я.
Он посопел.
– Степаныч: я так понял, они тебя за большого шамана держали…
Об этом следовало подумать.
– Дождемся темноты, – сказал я. – Хотя не стал бы я на это особо рассчитывать.
И вообще: не перекусить ли нам, пока еда не кончилась?
И мы перекусили, намазывая сухари салом и посыпая сахаром.
Было очень жарко.
– В джунглях, конечно, с голоду не помрешь, – рассказывал с набитым ртом Коломиец. – Но противно будет. Хотя шведы, говорят, больше всего гнилую салаку уважают – а народ, на первый взгляд, цивилизованный. Или, скажем, норвеги: те селедку сахаром посыпают. Так что с сахаром, Степаныч, все пойдет. Даже слоновье говно. Учти, если один останешься…
– Ты в Африке который раз? – спросил я, хотя отлично знал: второй. Первый раз он числился переводчиком в Тунисе.
– Третий, – гордо ответил Коломиец. – Мы идем по Африке, все по той же Африке, отдыха нет на войне…
Сало с сахаром мы запили ключевой водичкой, заправленной хлорными таблетками, и пошли по следам дракона.
Храм открывался взглядам не сразу. Нужно было очень долго и не пристально смотреть поверх крон, чтобы вдруг особым образом сложились линии и тени, световый зайчики и цветные пятна – и тогда вдруг весь пейзаж волшебно преображался, и перед тобой был не лес и не холмы, а – стены, поросшие мхом, башни, увитые лианами, ворота и мосты через ров: зеленая маска исчезала, и из-под маски показывалось, усмехаясь, чужое лицо.
Рев чудовища шел буквально из-под ног.
– Да вот же! – Коломиец стоял над черной дырой, едва видимой сквозь нависающую над нею траву. – То ли сослепу упал, то ли пить захотел, бедолага…
Он нагнулся и стал всматриваться во тьму.
Я встал рядом. Чернота меня манила по-прежнему, но я давно научился бороться с этим.
На дне ямы, переливаясь
– Что ж с тобой делать? – жалобно сказал Коломиец. – Горячего нет, хоть сама ложись…
Дракон поднял морду, раскрыл пасть во всю щирину ямы и заорал.
– Узнал, болезный, – сказал Коломиец. – Степаныч, но мы же не вытащим его оттуда…
– По частям, – предложил я.
– Разрешаешь?
– Сначала сфотографируем.
И я отщелкал целую пленку – пока во вспышке не иссякли батарейки.
Потом Коломиец жестом отодвинул меня на задний план, взял «лимонку», показал ее дракону, дождался ответного слова и аккуратно опустил гранату в яму. Сам отошел и заткнул уши.
Ахнуло глухо. Потом там заколотилось огромное тело – так, что затрепетали кусты вокруг. Камни и куски дерна посыпались вниз.
– Переждем, – сказал Коломиец. – Они твари живучие.
– Как бы не пришли друзья его и соратники, – сказал я.
– Не должно, – сказал он. – Не может много таких тварей жить по соседству. Не прокормиться им, – голос его звучал неуверенно.
У меня бы тоже звучал неуверенно голос, если бы я говорил такую чушь.
– Самое главное нам – в ихнюю африканскую тюрьму не попасть, – уверенно сказал Коломиец. – За браконьерство. Это у них запросто. И хрен кто узнает. И не откупишься…
Тут он радикально ошибался.
– Да, – сказал я, – местный рыбнадзор нам бы сейчас оказался очень кстати…
Мы помолчали. В яме тоже стояла тишина. И вокруг, как оказалось, тоже все был мертвенно тихо: не свистели птицы, не визжали и не ссорились обезьяны, не стрекотали насекомые.
– Полезу, – сказал Коломиец. – А то – сожрут его там какие-нибудь термиты…
Возился он часа полтора, а я вытаскивал на веревке то куски шкуры, то лапу с когтями, то полхвоста: Потом вылез сам Коломиец, похожий на Чомбе, палача конголезского народа, с карикатуры Кукрыниксов. Мачете он держал в зубах. Я облил его водой из резинового ведра. Он ухмыльнулся и побежал к лагерю.
Возле лагеря бил ключ.
Вскоре разразилась хорошая африканская гроза с ливнем и тысячью молний.
Больше часа на нас низвергались водопады. Грохот стоял, как при извержении вулкана. Потом все стихло.
Первая ночь возле древнего храма прошла спокойно. Даже, наверное, слишком спокойно для здешних мест. Но мы были несколько выбиты из колеи вчерашними событиями и не придали этому никакого значения.
Мясо дракона было удивително вкусно: гораздо вкуснее крокодильего. («Так если он одними людьми питался», – сказал Коломиец)
Немного отрешась, я погадал на наших негров. Они были уже далеко и неслись во все лопатки.