«Посмотрим, кто кого переупрямит…»

Нерлер Павел

(Двадцать три года спустя, когда жить в центре стало противно, я купила квартиру в кирпичной пятиэтажке в конце первого квартала. Купила именно потому, что десять лет проходила мимо него то чаще, то реже, идя к Надежде Яковлевне…)

На первом этаже, из тесного коридорчика на четыре квартиры (там всегда пахло стиркой), за первой дверью справа – крохотная прихожая с дверями в комнату, на кухню и в ванную.

Придя втроем, мы вынуждены были раздеваться по очереди.

Кухня уже полна людей. И на вогнутом ампирном диване сидит маленькая старая женщина, с лицом из сплошных морщин,

с темными глазами, которые кажутся яркими. Разговор общий и скачет с темы на тему. Хозяйка приглядывается и изредка задает мне вопросы негромко, не отвлекая других. Вопросы точные и по делу: чем занимаюсь, чего хочу добиться? Что за семья?.. Стараюсь отвечать тоже точно и коротко, но с улыбкой. Спрашивает, почему улыбаюсь.

– Потому, что мне хорошо у вас, – отвечаю.

Пьем чай с чем-то, приходят еще люди, среди них кто-то мне знакомый, не помню теперь кто. Говорит радостно:

– И вы тут, Ирина!

Пора уходить, потому что завтра Глебку в школу везти рано утром. Прощаясь, Надежда Яковлевна говорит мне:

– Звоните и приходите.

Ленка на обратной дороге сообщает, что я ЕЙ понравилась, видимо…

Так всё и началось. На десять лет. Кончилось с ее смертью.

Рассказывать трудно, сама не пойму почему…

Мы стали приходить, обязательно позвонив предварительно. Вечерами у нее всегда были люди, некоторых я знала и радовалась встречам. Много бывало иностранцев. Мне казалось, что этот калейдоскоп лиц должен утомлять, она же только радовалась…

Кажется, именно тогда стали всё чаще публиковать за рубежом стихи Мандельштама. Иностранцы привозили гонорары за публикации, которые были существенной добавкой к ее нищенской пенсии. (Если переводить гонорары официальным путем, ей бы доставалось не больше 10 %, остальное шло бы государству. Глупо было поступать так после всех пережитых мытарств…)

Даже с примитивным своим бытом без посторонней помощи она бы не смогла справляться, потому что ходила неуверенно и с трудом, а сумки с едой таскать из магазинов было ей просто не под силу…

Причем помощь нужна была постоянная и систематическая. А значит, надо было так же постоянно оплачивать ее. Но как-то нескладно это получалось, а может, просто не везло ей… Не задерживались помощницы почему-то…

Так, одной из женщин, которая ей понравилась и показалась надежной, купила Надежда Яковлевна квартиру в подарок, истратив большую (для себя) сумму полученного гонорара. Но та, получив подарок, просто перестала появляться у дарительницы…

Подобные разочарования бывали еще не раз.

Друзья, любившие Н. Я., помогать могли только нерегулярно, организовать же постоянную помощь было не в их силах…

Я, к сожалению, поступала так же… Очень много в те годы приходилось мне работать. Начавшиеся в 67-м году летние выезды на три месяца в Энгуре вчетвером (с мамой и Глебкой) стоили недешево: плата за жилье, билеты в Ригу и обратно, да и жизнь тамошняя была дорогой… А работой для заработка там заниматься не удавалось. Так что всё нужно было накопить за девять месяцев московской жизни. Там же я резала деревянные горельефы только для собственного удовольствия, а позже освоила еще плетение из веревок “макраме”.

А в

Москве мы вдвоем продолжали бывать по вечерам у Надежды Яковлевны, иногда приводя с собой друзей, но непременно спрашивая на то разрешения.

Я же одна бывала чаще. Рано утром раздавался звонок, и строгим голосом она говорила:

– Вы мне нужны. Берите такси и приезжайте. Отвечая ей в тон, я спрашивала:

– Позавтракать можно?.. А такси я брать не буду, потому что на метро быстрее.

Она “милостиво” соглашалась, и я ехала.

Потом всё равно нужно было поймать такси, подвести его к подъезду и усадить ее. Чаще это бывали поездки в магазины “Березка”, где она покупала подарки для многих и многих знакомых.

Магазины эти полны были предметами соблазнительными, вроде хорошей обуви, а главное (для меня) – хорошими книгами…

Тут происходили между нами забавные сценки препирательств и споров, поскольку она, показывая на какой-нибудь предмет на полках за прилавком, безапелляционно заявляла:

– Вам это нужно!

Я же почти всегда отвечала строго:

– Нет, ЭТО мне вовсе не нужно!

Только два раза я “уступила”, согласившись на очень удобные туфли, которые проносила лет восемь (всю жизнь, начиная с войны, мучилась я от неудобной обуви!), и на белую скатерть из дамаста, склеенного с тонкой пластиковой пленкой, которая по сию пору служит мне при большом сборе гостей.

Это стремление одаривать всех-всех знакомых и друзей так мне понятно!.. Ведь всю прошлую жизнь делать даже пустяковые подарки ей было не на что… А дарить – такое удовольствие!..

Этими приездами и пустяковыми услугами ограничивалась в первые годы помощь моя, если не считать частого ремонта часов с кукушкой (современных, а потому пластиковых и паршивых, – но она их любила) и прочих мелких починок, без которых ни в одном хозяйстве не обойдешься.

Но возможность вечерних визитов в дом ее была для нас гораздо значимее. Бывало там несчетное число гостей, многие из которых были людьми интереснейшими.

Надежда Яковлевна рядом с ними оживлялась, становилась остроумнее, часто шутила, иногда язвительно. Понимаю, что некоторые гости могли и обижаться, – но ведь в ее шутках никогда не бывало злости!

Например, много лет меня она представляла всем новым посетителям как “единственную натуральную блондинку в Москве”, что было действительно смешно (в Москве блондинки пока не перевелись).

Еще любила она “игры в вопросы и ответы”, каждый раз новые, с которыми обращалась ко всем приходившим в дом несколько дней подряд. Один из таких вопросов послужил поводом к тому, что Юра перестал у нее бывать, и я до конца ездила туда уже одна.

Вопрос звучал так:

– Считаете ли вы себя грешным?..

Естественно, все подряд, отвечая на него положительно, потом задумывались, перебирая мысленно грехи и грешки свои. И вдруг, когда пришли мы с Юрой, он ляпнул – “Нет”. Надежда Яковлевна на мгновение опешила, а потом, рассмеявшись, повторила иронически несколько раз подряд: “Безгрешный Левин”.

С той поры она встречала входящего Юру только так: – Безгрешный Левин пришел!

И все смеялись. Юра не выдержал – и перестал приходить к ней…