«Посмотрим, кто кого переупрямит…»
Шрифт:
Но от незнакомки не несет и нафталином; запах, который из нее не выветрился, это запах страха, сумы, тюрьмы и войны, убойная смесь 37-го и 41-го, неизбывный запах несчастий, которые уже были и наверняка еще будут…
Она – меченая, в прямом милицейском смысле: ей даже ступать на московские торцы запрещено, тем более, отбрасывать тень.
И вдруг некто, отчаянно смелый, срывает с нее шапку-невидимку:
– Боже мой! Наденька! Вы?! Откуда? Что вы здесь делаете? Не сворачивая взгляд с афиши, с трудом и нехотя размыкая отсыревшие губы: “Оськина музыка”.
На афише: Моцарт, Шуберт, Бетховен.
…Наплыв. (Дальнейшее – со слов самой Н. Я.) Тот же
Двадцать лет спустя.
В Москве гастролирует Венский филармонический оркестр. Поклонники из “ближнего круга” обеспечивают Н. Я. сопровождение и место в первых рядах.
После концерта растроганная Н. Я. хочет сказать несколько слов музыкантам.
Кто-то из ее спутников проскальзывает за кулисы к руководителю оркестра и передает просьбу Н. Я. в телеграфном ключе: она – вдова, он – величайший поэт, размером с вашего Рильке (про себя: как бы не так! по крайней мере, на два размера больше!), – Сталин – концлагерь – мемуары – мировая известность (“обязательно прочитайте! переведены на все европейские языки… о! конечно же, и немецкий… в первую очередь немецкий…”) – возраст, нездоровье…
На негнущихся от благоговения ногах австриец спускается в опустевший полутемный зал. Н. Я. встает ему навстречу и – торжественно, и – по-немецки произносит:
– Дух музыки отлетел от Германии. Слава богу, что он сохранился в Австрии…
Пронзенный признательностью музыкант надолго приникает к ее руке, в глазах слезы: австрийцы еще сентиментальнее немцев.
“И Шуберт на воде, и Моцарт в птичьем гаме…” Выходит, не “напрасно ты Моцарта любил…”. А вот Гоголь сокрушался напрасно: “Что с нами будет, если и музыка нас покинет?” [863]
863
Статья писалась с 1971 г. и была впервые доложена 13 и 20 декабря 1976 г. у меня дома (Метростроевская <ныне Остоженка>, 41, кв. 3), в неофициальном Семинаре по семантической поэтике (см. М. Л. Гаспаров. Семинар А. К. Жолковского – Е. М. Мелетинского: из истории филологии в Москве 1970–1980-х гг. // НЛО. 2006. № 77. С. 113–125; а также мое сообщение “Домашний семинар А. К. Жолковского” (В сети: и выступление Н. В. Брагинской “Домашние семинары 1970-х” (В сети:). Публикации статьи: 1) Slavica Hierosolymitana. 1979. №. 4. P. 159–184; 2) Жолковский А. К., Щеглов Ю. К. Мир автора и структура текста. Tenafly, N. J.: Эрмитаж, 1986. С. 204–227; 3) Слово и судьба. Осип Мандельштам. Исследования и материалы. М.: Наука, 1991. С. 413–427; 4) окончательный вариант: «“Я пью за военные астры…”: поэтический автопортрет Мандельштама // Жолковский А. К. Избранные статьи о русской поэзии. М.: РГГУ, 2005. С. 60–82.
Не покинула.
Видит Бог, музыка есть и над нами, и под нами, и сбоку, и прямо в лицо… Звезды не говорят, – они голосят со всех концов Вселенной, и у каждой своя музыка, каждой звезде по музыке, каждой музыке по звезде.
Вторжение инопланетян. Воистину “музыка сфер”… Только не в высоком, космическом, пифагорейском смысле, а в агрессивном геополитическом: “раздел мира на сферы влияния”.
Раздел музыкального мира на сферы влияния, да еще при том, что все эти сферы способны сбегаться в одну точку пространства и оккупировать ее.
Музыкальный космос поделен на сферы влияния, но не закреплен за пространством, а захватнически мигрирует в любую его точку и – обесточивает ее…
Источником звука стало всё, от телефона до товара в супермаркете.
Музыки стало так много и отовсюду звучащей, что внезапно наступающие паузы –
Время перестало быть коллективной собственностью, оно резко и необратимо “приватизировалось”… Если в старом режиме времени оно управлялось из одного хронологического центра – история отмерялась датами, люди – поколениями, – сегодня история приобретает вид не дисциплинированной смены поколений, а неразберихи и давки колен.
Часть из них, как то и положено коленам, исчезает прямо на глазах, часть воинственно усиливается и отвоевывает для себя не только жизненное пространство, но и пространство времени, пригодное для жизни…
Пространство остается косным, время – всё более податливым, даже не глиняным, не пластичным, а “пластилиновым”.
По сути, сегодня едва ли не каждый способен построить для себя временн'oй дом, пусть даже и временный… Населить его своими – по выбору – современниками, снабдить микроклиматом, а кому он не придется – тот и есть чужой.
Времени, как пряника, может не хватить на всех. Запасы этого элитного стройматериала небезграничны.
Моя точка отсчета – она же краеугольный камень – это афиша филармонических концертов. В детстве, юности и еще немножко после они заменили мне всё: дом, семью, собственность, государство…
В этом афишном отсчете времени я – современница автора “Музыки в Павловске”.
Плюс-минус несколько не учтенных им или неизвестных тогда имен. Совсем немного.
Ирина Глинка
Надежда Яковлевна Мандельштам
(Вступительная заметка Г. Левина)
Ирина Глинка, дочь русского поэта Глеба Глинки и внучка философа А. С. Глинки-Волжского, родилась в Москве в 1931 году. Окончила Московский историко-архивный институт (ныне РГГУ), но по специальности практически не работала. Большую часть жизни Ирина Глебовна посвятила изящным и прикладным искусствам – сначала скульптуре (учителем ее был Илья Слоним), а затем ювелирному делу.
В конце 1960-х и в 1970-е годы дом Глинки и ее мужа, математика и семиотика Юрия Иосифовича Левина, в Кривоколенном переулке в Москве, а также их “летняя резиденция” в рыбачьем поселке Энгуре в Латвии были центром притяжения для многих представителей диссидентского движения и иной “антисоветской интеллигенции”. Там бывали Юлий Даниэль и Анатолий Якобсон, Наталья Горбаневская и Борис Шрагин, Евгений Пастернак и Александр Жолковский, Давид Самойлов и Юлий Ким, а также многие-многие другие.
В 2003 году Ирина Глебовна начала писать свою первую и единственную книгу мемуаров, “Дальше – молчание”. С подзаголовком “Автобиографическая проза о жизни долгой и счастливой” книга была опубликована в 2006 году – в Москве, в издательстве Модеста Колерова, тиражом в 500 экземпляров (публикуемые здесь мемуары о Н. Я. Мандельштам являются одним из ее фрагментов).
В 2008 году Ирина Глебовна Глинка переехала жить в Великобританию. Скончалась 2 июля 2015 года.
…Еще до своего отъезда, в 1971 году, Лена Толстая познакомила нас с Надеждой Яковлевной Мандельштам.
Встречу с Надеждой Яковлевной я осознала как событие в жизни своей не сразу, а какое-то время спустя…
А тогда я даже первую книгу ее не читала еще, но при знакомстве масштаб личности ощутила мгновенно. (Сигналит об этом не ум, т. е. не голова, а некий иной орган внутри тебя. Понимаю, что объяснение дурацкое, но другого у меня нет…)
Лена Толстая вела нас в гости к ней. Долгим показался путь от метро – два длинных квартала тоскливых пятиэтажек с жидким бульваром посредине, потом по трамвайной линии налево, до первого дома-башни…