Посторонним В.
Шрифт:
Какая-то нереальная безынерционность была в этом.
Абсурд, как марсианский сине-зеленый мухомор, возросший бы в моей раковине из нержавейки.
И мы приехали с невозможным Иеромонахом в Специальный Дом, он находился у черта на куличках, такое бывает.
Темный сруб, обнесенный высоким забором из бревен, некрашеных и каких-то теплых на вид.
Специальный Дом был внутри очень-очень. Как говорит моя мама: упаковано. Там всеми силами и немалыми средствами создавали Настоящее
Иеромонах оставил меня на высоком табурете у стойки как бы бара, но не бара, а фиг знает чего, алтаря?
Для меня эти высокие табуреты недружественны, я боюсь их, как тля божьих коровок, как раздолбанная «шестерка» лежачего полицейского, как задница в желваках от инъекций крепкого шлепка медсестры, как микрофлора кишечника убойной дозы антибиотиков, как земляки с Трансильванщины осиного кола, как… ну ладно, а то подавилась уже метафорами, как… хаха… удав кроликом.
Невозможный иеромонах принес большое количество фишек разных цветов: серые, черные, белые еще – вот эти, белые, оказались самыми дорогостоящими, и сказал мне: «Играй!»
Я взяла белые фишки, две штуки, и поставила на два номера: «6» и «9», потому что мне нравится цифра «6». Шарик был брошен, шарик крутился, мне было безразлично. «Ставки сделаны», – традиционно объявила Дилер, а Иеромонах прошептал мне в ухо, чтобы я не переживала, я не переживала.
Шарик покатался себе и упал в выемку с цифрой «6», Дилер придвинула мне груду фишек, белых, я сказала все поставить на «6». Невозможный Иеромонах рассмеялся и поставил свои фишки, все, тоже на мою «шестерку».
«Уверен, у нас получится, – сказал он, – что-то такое сегодня происходит…» «Невозможное?» – добавила я. «Похоже, да», – ответил он.
Тебе я не звоню, не пишу смс, больно постоянно смотреть на твою оранжевую спину, скрывающуюся за другими спинами, неоранжевыми, поэтому я нарочно закрываю глаза, зажмуриваю, чтобы не прокручивать потом вот это: разворачивается и уходит, разворачивается и уходит, жизнь – череда прощаний, сказал Тарантино в одном из интервью.
Шарик попрыгал, лениво и вяло затащился на «шестерку», Дилер невозмутимо придвинула нам груду фишек, большую, я даже не обрадовалась.
Иеромонах предложил мне забрать все фишки, он двигал их ко мне по игровому зеленому столу, это куча денег, говорил он, ты выиграла кучу денег.
Я испугалась.
– Все на «шесть», снова, да, да, абсолютно уверена.
Дилер установила сама, аккуратными столбиками.
Я не считала и не знаю, сколько проиграла в тот раз.
Иеромонах улыбался. «А не хлопнуть ли нам по рюмашке?» – процитировал он, я знала правильный ответ, но промолчала, устала. Мне было, в общем-то, безразлично.
Я выпила шампанского, бокал. Иеромонах улыбался и говорил. Мое пристрастие к цифре шесть возбудило его, невозможный жест, сказал он, я потрясен, сказал он, что ты молчишь, сказал он.
Иногда
7 апреля
23.55
Еще одно знаменательное событие произошло со мной сегодня. Коммунисты нашего колхоза дружно избрали меня своим членом. [10] (с)
Ходила в Церкву, как курьер-грузчик передала дары – сотрудница моя Лена отгрузила огромный пакет с детской одеждой и обувью, и мы собрали мало-мало денег.
Что мне особенно симпатично в присутствии на тамошних сборищах, а то, что совершенно необязательно много говорить, общаться, строить диалоги, поддерживать беседы. В своем кругу приходится соответствовать роли «мне нравится вас развлекать», это а) не всегда так и б) немного надоело.
10
Неточная цитата из довлатовского «Компромисса»: «Коммунисты нашей фермы дружно избрали меня своим членом!».
А здесь сижу себе, пялюсь по сторонам, привычно подслушиваю и подглядываю за людьми, а люди там разные, что и интересно.
Вот и вчера обнаружила там разного человека.
Главная церковная Ульяна анонсировала, что сейчас приедет кто-то, привезет недостающую сумму на жутко дорогое лекарство для ребенка, «Эрвиназу», его надо заказывать чуть не в Англии. Приезжает кто-то.
Много лет назад ребенка Павла впервые привезли в деревню Подгоры, где по улицам спокойно разгуливали свиньи. Увидев их, он удивленно воскликнул: «Ух ты! Олени!»
И я вчера воскликнула примерно так же. Потому что приехал – Киса.
Как живой! Бывший Снежжаны Константиновнин хахаль, милицейский работник, был оперуполномоченный, теперь вот, понятно, целый начальник убойного отдела в районном отделении. Фамилию он имел Воробьянинов, понятно, что называли его – Киса. Из подруговых мужчин один он и был приличный, за исключением, конечно, хирурга из клинической больницы, смеюсь, смеюсь.
Помнится, сиживаем мы со Снежаной Константиновной, плюс Киса, плюс Олаф, плюс крошка Лиза (4 года), еще на нашей первой съемной квартире (убитой «хрущевке» на 1 этаже, где зимой я спала в колготках, гетрах, тренировочных штанах, майке, кофте, свитере и еще перевязавшись крест-накрест пуховым платком), распиваем шампанское. И Лиза очень обеспокоенно мне говорит: «Мамочка, ну вот как же так, я так боюсь за тебя, ты пьешь спиртные напитки, это же вредно и невкусно, ты можешь заболеть, я по телевизору видела, лучше вон чаю попей с сахаром, кока-колы, не надо, пожалуйста, вино, и водку, и вообще ничего такого, это опасно!!! – Потом посмотрела мельком на Кису с бокалом в руке, и приветливо сказала: – А ты пей сколько хочешь».
Недостаток Кисы состоял в том, что он был женат.
Снежаны Константиновнина непоколебимая гордость: «Кто, я?! Буду любовь женатого мужчины?! Ннну ннетт!!!» Не позволила их Отношениям продлиться далее, сейчас она, надо заметить, несколько снизила требования: «А кого любить зрелой женщине?!»
Так вот, появился Киса, весь из себя Покой и Смирение, уселся чай из травок попивать, все дела; а в свое время какие только драмы не происходили с его участием, Снежана Константиновна называла его Мечта Всех Женщин, поскольку Киса: а) являлся голубоглазым блондином, б) имел табельное оружие.