Потемкин

Елисеева Ольга Игоревна

Гаррис не угадал. Ни о каком примирении с Павлом Петровичем речи не шло. Потемкин прекрасно понимал, что словесные гарантии легко забрать назад. В то время как герцогскую корону отнять сложнее. Впрочем, Бирон провел в ссылке двадцать лет, и Курляндия не стала для него залогом безопасности. В письме Фридриха II говорилось именно о ней. Чтоб узнать это, британцу пришлось подкупить секретаря Потемкина, француза Сен-Жана.

«Я спросил у него, что именно он подразумевал под выгодными предложениями, сделанными князю Потемкину королем прусским? — доносил Гаррис 15 мая. — Он сказал, что они состояли в обещании помочь ему добраться до престола герцогства Курляндского, или, в случае его желания, выбрать ему жену между германскими принцессами, из которых, однако, ни одна не была названа. Я спросил, каким образом князь мог отвернуть такое лестное предложение? Он отвечал, что

случилось так потому, что Потемкин не верил в искренность этого обещания, а видел в нем расчет заслужить его благосклонность на время свидания в Могилеве» [769] .

769

Гаррис Д. Донесения британскому правительству. С. 66.

Фридрих II думал, что нащупал уязвимое место светлейшего князя, но ошибался. Потемкин отказал ему [770] . Корона независимого государства лежала для него на одной чаше весов, а осуществление собственных политических проектов — на другой. Григорий Александрович выбрал последнее. Он понимал, что, кроме блестящих политических способностей, Екатерина ценит его абсолютную преданность. Конечно, ему хотелось получить Курляндию, но получить ее из рук императрицы. В противном случае приобретение теряло смысл, ведь дальнейшая судьба Потемкина и его политическая карьера были связаны с Россией и обусловливались полным доверием Екатерины. О каком же доверии могла идти речь, если бы князь склонился на подкуп?

770

Лопатин В. С. Потемкин и Суворов. С. 58.

Казалось бы, после того как князь отклонил предложение Пруссии, австрийская сторона должна была испытывать уверенность в его «преданности». Однако Иосиф II покинул Россию отчасти разочарованным. Он уже в Москве испытывал раздражение против Потемкина и писал матери: «Человек это ленивый, слишком беспечный, чтобы довести до конца какое бы то ни было дело. Если не считать его придворных интриг, то, по моему мнению, он может быть полезен только если нужно срочно чему-то помешать, но не в состоянии сделать ничего, что требует системы, принципов, последовательности и усердия, каковые ему неведомы» [771] .

771

Иосиф II. Письма императрице Марии-Терезии. С. 175.

Вернувшись в Вену, император в разговоре с английским послом Робертом Кейтом выразился еще резче: «Главное несчастье императрицы заключается в том, что возле нее нет человека, который бы осмелился ограничить или хотя бы сдержать вспышки ее страстей… В делах политики влияние Потемкина никогда не было так велико, как полагали. Императрица не желает расстаться с ним; на это есть тысяча причин. Ей было бы нелегко отделаться от него, даже если бы она того желала. Надо побывать в России, чтобы понять все особенности положения императрицы» [772] .

772

PC. 1908. № 9. С. 442–443.

Что послужило причиной таких недоброжелательных отзывов? Ведь, как мы видели, Григорий Александрович делал все возможное именно для заключения русско-австрийского союза, ради него отказывался от выгодных политических предложений. Дело в том, что Иосиф II не испытывал абсолютной уверенности в Потемкине и, надо сказать, недаром. Дипломатия того времени знала особую форму взаимоотношений между державами, когда крупные вельможи одной страны, склонные к альянсу с другой, принимали от государства-союзника так называемые «субсидии» (в современном понимании — взятки) и открыто отстаивали при своем дворе интересы союзника. Подобный поступок не воспринимался современниками с осуждением или презрением, напротив — считался в порядке вещей.

Знаменитый елизаветинский канцлер А. П. Бестужев-Рюмин охотно брал деньги и получал пансионы от англичан и австрийцев, но с порога отвергал попытки подкупа со стороны Берлина или Версаля [773] . Станислав Понятовский писал

о нем: «Он всю свою жизнь был приверженцем Австрии, до ярости отъявленным врагом Пруссии. Вследствие этого, он отказывался от миллионов, которые ему предлагал прусский король. Но он не совестился принять подношения и даже просить о нем, когда он говорил с министрами Австрии, или Англии, или Саксонии, или другого какого-нибудь двора, который он считал нужным благодетельствовать для пользы своего собственного Отечества» [774] .

773

Анисимов Е. В. Елизавета Петровна. М., 1999. С. 183.

774

Понятовский С. Мемуары. С. 107.

Не изменилась дипломатическая практика и позднее. Во все годы союза с Пруссией при русском дворе активно действовала прусская партия, глава которой Никита Панин ничуть не скрывал приверженности интересам Берлина и даже оскорбился, когда Фридрих II решил действовать через Потемкина. Иосиф II ехал в Россию с надеждой не просто сблизиться с Екатериной, но и, в случае удачи, создать свою, австрийскую, партию. Ему это удалось: два видных вельможи А. А. Безбородко и А. Р. Воронцов приняли «субсидии». Но их политический взлет был еще впереди, в момент же свидания в Могилеве они не занимали ключевого положения. В значительной мере дальнейший рост их влияния обусловливался именно поддержкой Австрии. В 1780 году Потемкин — козырной туз новой политической игры — не пошел Иосифу II в руки.

В Вене, вероятно, рассчитывали, что князь станет вторым Бестужевым русско-австрийского союза. Из информации, выданной Гаррису Сен-Жаном, мы знаем, что австрийская сторона сделала Григорию Александровичу предложение, аналогичное прусскому, оно касалось независимого немецкого княжества где-нибудь в пределах Священной Римской империи [775] . И снова Потемкин ушел от «награды» за «преданность» чужим интересам. Это наложило на его отношения с императором печать недоброжелательства, чем объясняются негативные отзывы австрийского монарха о друге Екатерины.

775

Гаррис Д. Донесения британскому правительству. С. 66.

Австрийская сторона была уверена, что из союза с ней автоматически вытекает полный разрыв с Пруссией. Но это не было выгодно для России, и Потемкин не раз показывал, что считает полезным не усиление одного немецкого государства за счет другого, а поддержание в Германии равновесия сил между Пруссией и Священной Римской империей. В этом было существенное отличие его взглядов от взглядов Бестужева, видевшего в Австрии «естественного» союзника России, «завещанного» ей Петром I.

22 августа 1780 года канцлер Кауниц с неудовольствием писал австрийскому послу в Петербурге Кобенцелю: «Потемкин высказал, что основание русской политики заключается в поддержании совершенного равновесия между Австрией и Пруссией. В былое время в Петербурге думали иначе, и в основании договоров (1726 г. и 1746 г. — О. Е.) лежала мысль, что прусский король общий и равно опасный враг обеих держав, и что для них одинаково желательно уменьшить его силу, возвратя королевство в прежние границы. В Вене взгляд этот не изменился, и старания Австрии будут и впредь направлены к той же цели» [776] . А вот у Петербурга имелись свои цели на Юге.

776

История России. 1958. № 4. С. 56–57.

Потемкин считал, что, пока немецкие державы противостоят друг другу, они не могут помешать России решать татарско-турецкий вопрос. В этом была суть политической системы князя. То, что Григорий Александрович старательно разворачивал русско-австрийский союз против Турции, не нравилось Иосифу II. Ему было бы желательно, как в Семилетнюю войну, использовать русских солдат против Пруссии. Вышло наоборот. Во Второй русско-турецкой войне Австрия сыграла роль союзника, которого втянули в вооруженный конфликт. Ее армия сковала часть турецких сил, чем помогла России. Таким образом, через четыре десятилетия Петербург расплатился по непогашенным векселям покойной Елизаветы Петровны.