Потерянное семя
Шрифт:
– Здравствуйте, здесь живёт Ждана?.. – спросил он несмело.
– Ну да, а кто вы? – удивлённо вопросила она.
– Друг её… А вы дочь Жданы?
– Ну да… Входите, но матери нет…
Маркунин вошёл в тёплую, уютную квартиру. Женщина провела его на кухню.
– А мать где? – срывающимся от волнения голосом, поперхнувшись, спросил он.
– На работе… А она знает, что вы должны были приехать? Что-то я никак не припомню, чтобы у неё был друг? У мамы есть муж капитан речного флота… – поясняла молодая хозяйка, одетая по-домашнему.
Маркунин как раз и боялся, что у Жданы есть кто-то, он попросил разрешения закурить, теребя шапку в руках,
– А кем мама работает?
– Вы давно с ней не виделись? Мне кажется, я видела у неё ваше фото, там вы совсем юный. Она говорила, что немного училась вместе… кажется.
– Да, – неловко согласился он.
У него возникло желание уйти сейчас же, ничего не объясняя, поскольку в душе прорвалось запоздалое сожаление, как никогда он показался себе отвратительным, мерзким типом, безжалостно обманывавшим неопытность юных девушек. Они сами порой делали из него значимую личность, отчего Маркунин чувствовал себя поднятым на небеса славы. Перед ним тогда раскрывались действительно громадные возможности сотворить карьеру, но он не то чтобы не сумел, просто хотел ещё поездить, что, дескать, ещё успеет, и таким образом, упустил фортуну, не распорядился ею вовремя, умело…
Маркунин быстро прикурил сигарету, он мельком глянул на девушку. Она была очень похожа на свою мать: пухлые губы, симпатичное овальное лицо, глаза, как и у него серые и такие же грустные, на щеках ямочки, скулы чуть выдавались. Фигура ладная, полноватая, русые волосы на затылке убраны небрежными пучками. Её сынишка несколько раз прибегал посмотреть на него. Он теперь ясно вспомнил лицо Жданы, будто сейчас она и сидела перед ним.
– Хотите, я вам правду расскажу? – вдруг предложил он для себя неожиданно не без дрожи в голосе, словно хватаясь за соломинку, чтобы быть верно понятым.
– Да это ваше право, – пожала она плечами, губы слегка тронула осторожная, деликатная улыбка. Девушка как бы приготовилась выслушать, участливо глядя в глаза мужчины…
И Маркунин, подумав немного, начал рассказывать о себе почти всё, без утайки о том, как мотало его по свету в романтическом бреду, как встречал женщин и как безжалостно их бросал, только про детей удержался. И назвался полностью. Онета, так звали его дочь, поняла, что перед ней сидел отец ещё до того, как он стал рассказывать. Отчим пришёл к ним, когда ей было лет десять, он не удочерил её, и она носила фамилию матери, а отчество отца…
Онета предложила Маркунину чаю, он не отказался, выжидающе смотрел на неё.
– Чего же вы молчите, как зовут вас? – нервно спросил он, понимая, что поставил её в нелегкое положение, открыв своё инкогнито, в котором, может, и надо было оставаться?
– Оня, меня зовут. Что мне вам сказать, кричать на вас не буду. Мама говорила, что вас нет, я верила… А у меня тоже мужа нет – разбился на машине, только купил… Крутым был, а мама заместитель главы посёлка. Мне вас жалко, она не та уже хохотушка, какой вы её знали. И вообще, лучше вам уехать, сегодня может прийти из рейса мой отчим, а он ревнивый. К главе ревнует и хочет, чтобы бросила свою работу, а мама отвечает: мол, я не самоубийца, чтобы отрекаться от должности… – она налила ему в чашку чаю, пододвинула.
– Да, конечно, я скоро уйду, – на глаза навернулись слёзы, и он очень стеснялся смотреть на дочь. – Оня, я
– Сразу так неожиданно, если бы раньше, ведь привыкла к мысли, что нет отца… Но я могу со временем только, – она боялась заглянуть в его настырные глаза, полные, однако, внутренней скорби с теплившейся в них надеждой, что тут его приласкают, загнанного жизнью, тогда как о матери в своё время и не подумал, на что её обрекает беременную, или правда не знал?
– Спасибо, спасибо! – пробормотал он быстро, словно опасался, что она возьмёт слова свои назад, хотя видел, как дочери непросто далось это обещание.– Я уйду скоро, давай я дам тебе адрес свой, когда-нибудь, да хоть летом приедешь ко мне с сыном, замуж выйдешь, у нас много винограда, яблок, всего много…
Маркунин достал записную книжицу, вписал свой адрес, вырвал листок, подал Онете. Девушка взяла его, не читая, и сунула в карман халата. И он, видя как она сделала это равнодушно, отрешённо, подумал с горечью, что она приняла адрес исключительно вежливости ради, что она никогда не напишет. Он опять почувствовал себя ничтожеством, обрекшим своих детей на безотцовство, чего в своё время не понимал, не догадывался.
– У вас тут есть гостиница, когда-то был дом для приезжих? Переночую, может, побуду и с матерью повидаюсь, – произнёс Маркунин. – Не знаю, может и есть, – пожала безучастно она плечами. – Выпейте чаю, а то остынет…
– Спасибо, Оня, а ты красивая, как мать.– Он стал пить короткими глотками, похвалив вкусный напиток. – Имя твоё интересное и редкое, как у матери…
Но она промолчала, ей опять стало его жалко, как сироту. И не хотелось никуда отпускать. Оне казалось, что наконец-то нашла отца после долгого поиска. Хотя мать никогда не говорила, как бессовестно он бросил её, она этого ничего не знала, поэтому не испытывала к отцу ни обиды, ни ненависти. А то, что услышала от него, она восприняла как совершенно не относившееся к ней лично. Онета не могла его осуждать, слишком это было его личное, давняя история матери и отца, в которой они сами запутались. Впрочем, он уже достаточно сам осудил себя, вполне уже осознал свой гадкий, предательский поступок. Пусть бог его и судит. Онета то поднимала, то опускала глаза: время, казалось, тянулось черепашьим шагом; она томилась, не чая пока он уйдёт, чтобы покормить сына, стеснявшегося чужих людей, а потом она найдёт его в гостинице, и они поговорят ещё.
– Может, вам не надо с мамой встречаться, я к вам приду, если устроитесь вечером, – предложила Онета.
– Да как же… Я тогда перестану себя уважать. Не хочу казаться трусом. И потом, матери могут в магазине сказать, что искал её мужчина. Я там спросил, где она живёт. Ну, я пошёл и буду тебя ждать, Оня! – он слабо, робко улыбнулся.
Маркунин нашёл гостиницу на главной улице посёлка, где находилась администрация Затона. Он устроился без труда, цены были умеренные, дня на два задержится, походит по своим местам. Здесь был судоремонтный завод, причал. Но на реке судоходство уже, похоже, закончилось. Почему Оня говорила, что отчим придёт из рейса, вспомнил он погодя, если навигации нет? Но он не стал ломать над этим алогизмом голову. Маркунин, оставив вещи в гостиничном номере, зашёл в кафе при гостинице, выпил водки, закусил бутербродами. Есть больше не хотелось: после встречи с дочерью он испытывал нервное возбуждение. Оня ему понравилась не то, что Яна. Оня его, наверное, поняла как ему плохо одному и обещала проведать его.