Потерянный альбом

Дара Эван

…после я не выходила из дома три дня, все выходные… я резала купоны, и оставляла включенным свет, и добралась до как будто вечных сущностей в своем холодильнике, этих заплесневелых забытых древностей у стенки, чтобы не приходилось звонить, выходить, вступать в контакт с другими… и подолгу смотрела на телевизор… но по нему не скучала… я недостаточно хорошо его знала, чтобы скучать… на что и рассчитывала… в конце концов, должна же быть какая-то польза и от нарратива… пусть и всего лишь в утешении после гарантированной утраты… и, конечно, в течение этих трех дней дома я ловила себя на том, что вспоминаю, снова и снова вспоминаю, вполне предсказуемо, своего отца… отца, которого — как я до сих пор обнаруживаю, что думаю, и даже искренне верю, — у меня никогда не было… потому что ощущение именно такое… мое ощущение — именно такое… в конце концов, отец ушел, как мне говорили, даже раньше, чем мать узнала, что беременна… так что в каком-то смысле его поступок даже не считается уходом… ведь уходить было не от чего… родители были очень молоды… он, говорила я себе, авантюрист… на самом деле он был просто мальчишкой… мальчишкой, который рискнул… мне рассказывали, что у него были широко посаженные, горящие, как маяки, глаза… и что он любил крепкий кофе… что он размахивал руками, когда говорил, и притопывал ногами от избытка энергии, когда смеялся… с матерью его познакомили в доме ее отца,

когда они оба приехали в гости… позже мать сказала, что никогда не встречала никого подобного… с таким заразительным щенячьим настроением, сказала она… он интересовался всем, сказала она, и разговаривал с любым, кто мог поведать ему что-то новое… то есть — как он, видимо, верил, — практически со всеми вокруг, сказала она… однажды, вспоминала мать, он остановил свою машину и залез на ее крышу, чтобы посмотреть на луну, огромно висящую над ночным горизонтом… он говорил о ней без умолку несколько минут, сказала мать, почему она выглядит такой большой, что это только оптическая иллюзия из-за близости ландшафта… и говорил о своей мечте посмотреть все до единого штаты в стране и в каждом завести друга… но раз денег на путешествия у него не водилось, он любил разглядывать фотографии из путешествий, даже чьи-то личные в старой помятой книге… он писал и получал ответные письма от Эдварда Р. Марроу, а это не шутки… и, хотя профессию он еще не приобрел, он был амбициозен, сказала мать… и еще сказала, что он носил щегольские туфли… и… и, видите ли, я до сих пор ничего не могу с собой поделать… совершенно ничего не могу поделать из-за этой хрени… из-за этой… из-за не больше чем мечты, мечты, что вечно возвращается, отчаянной мечты, напоминающей мне о моем времени: мечты об отсутствующем отце…

…но куда она меня довела?.. куда она меня ввергла?.. не во что иное, как в изгнание, внутреннее изгнание… изгнание и неопифагорейское молчание… где я ношу в себе собственного цензора… и подавляю собственные бунты… тем хуже для яйца!.. ибо мне доводилось читать об океанических чувствах [24] , но знаю я смерть от жажды посреди океана… и доводилось читать о тысяче точек света [25] , но я знаю, что они не дарят тепла, не дарят купольного свечения… но такова программа, наш великий культурный проект, императив восприятия, насажденный этим картелем кратности Демокрита/Декарта/Лейбница… мы понимаем мир, разделяя его, редуцируя… мы понимаем атомы и частицы, делая их все меньше, все дальше подразделяя… так же и с нами… каждый из нас — эксперимент… каждый из нас — задачка, над которой надо попотеть… поместить под изолированный фокус, понять… и все это можно почитать в De Particulier a Particulier [26] … но через определенное время, не забывайте, после определенного момента частицы уже нельзя разделять… вскоре уже просто ничего не остается… ничего, кроме спонтанно собирающихся сил… которые затем спонтанно распадаются и мгновенно отмирают… гниют, отмирают… другими словами, после определенной редукции ситуация становится неисправимо нестабильной… становится одновременно самосоздающей и саморазрушающей… бесконечно поглощает саму себя, и исправить ее, успокоить может лишь наблюдатель снаружи… не забыли?: один из немногих моментов, в которых сходятся теория относительности и квантовая теория, — это потребность в наблюдателе… другими словами, события, само их существование, требуют двух агентов… но если существование — это встреча, то как же я могу…

24

Из переписки Ромена Роллана с Фрейдом, где он так назвал безграничное чувство вечности.

25

Из речи 1988 года Джорджа Буша-старшего, где он так назвал волонтеров.

26

«От частицы к частице» (фр.). Также можно перевести как «от частности к частности», этот же термин используется для обозначения продаж без посредника.

…и посему я ищу… посему я охочусь среди вас, других несчастных неопифагорейцев, чтобы обрести способ покончить со своим нескончаемым распадом… посему провожу жизнь в поисках актуализирующего взгляда, удостоверяющего прикосновения… прикосновения истинного и удостоверяющего, что положит конец метажизни… существованию как компенсации… посему я выслеживаю сознательное прикосновение, что обратит частицы в волны… но, видите ли, поиск мой — с изъяном… мои усилия, очевидно, напрасны… ибо, хотя пришлось трудиться ради этого воссоединения, хотя пришлось страдать, чтобы призвать истиной своего актуализатора, у меня ничего не вышло… значит, понятно, я предлагаю не ее — не истину… даже в этом случае не получилось ее найти… даже тогда получилось лишь извращение истины… потому что я тоже ложь… я есть ложь… фальшивая апроприация причин и ресурсов — даже ресурса сочувствия… и поэтому мое ошибочное предприятие не смогло преодолеть пропасть…

…и поэтому я забираюсь еще глубже в укрытие, ускользаю за ширму… отменяя редкие вылазки… все время твердя поговорку, что как утешает, так и режет: Если камень упадет на яйцо, тем хуже для яйца; если яйцо упадет на камень — тем хуже для яйца… и вот так, удовлетворяясь подтверждением… нисколько не сомневаясь в том, что я знаю… вместо того чтобы кричать ублюдки — пошли в жопу!, я сворачиваюсь калачиком в молчании подтверждения… окончательном утешении, что закономерность есть… что события, даже в своем самом изолированном проявлении, подчиняются какому-то большему течению… течению, что доказывает: Дарвин ошибался… и Дарвин, и Спенсер, великие конкурентисты, все поняли шиворот-навыворот… их обоих, наших излюбленных имперских porte-parole [27] , заразил средневикторианский оптимизм покорителей, совершенно извратив их открытия… я имею в виду, просто посмотрите на статистику… естественный отбор, выживание сильнейшего — да не может такого быть… не может… эти законы говорят о бездоказательной телеологии… просто посмотрите на факты… стимулом жизненных процессов не может быть выживание Одного или Одной группы… ибо Одна группа останется тогда в мире неразнообразном, недостойном и бесконечно одиноком… и тогда ее члены примутся аннигилировать себя ввиду невыносимой скуки, неутолимой вины и остаточного инстинкта борьбы… пока не останется только поистине Один… совершенно одинокий, жалкий и жалости достойный… нет: это вопрос точки зрения на цифры… на вескость фактов… смены перспективы…

как ни измеряй, выживание Одного телеологически никчемно в сравнении с бесконечной и изнуряющей борьбой неисчислимых гребаных триллионов, не преодолевших планку… это слепой оптимизм — сказать, что в счет идет только выживание Одного, что это оно движет системой, в то время как непостижимо огромные и нескончаемые тяготы бесчисленных триллионов значения не имеют… это несостоятельная позиция… а значит, целью все это время было породить тяготы… вот в чем суть… вот для чего была создана система… так, при всей неустанной борьбе и неизбежной смерти в мире, очевидно, что окончательная цель жизни, биологического бытия — творить максимально возможные страдания… вот ради чего затеян эксперимент жизни… вот в чем всегда был промысел… и мы встраиваемся в этот план… более того, с таким планом все наши поступки наконец обретают смысл… полный смысл… и это та линза, через которую мир, все человеческое предприятие видятся великолепно, незаурядно, сверхобильно успешными… да: наше достоинство находится в пропорции с количеством наших страданий… вот наша метрика… наш окончательный судья… наш вердикт… наша неоспоримая причина…

27

Представитель (фр.).

…но нет: эволюции нет: есть только серийная экология… Дарвин был всего лишь рекламщиком, эгоманьяком… тогда как видение нам может подарить лишь эгоманьяк без эго… так что удачи с этим… и все же эволюция остается моделью, посредством которой мы творим… она дарует вдохновение и стимул… да: Человек, Творец… деятельность, в которой каждый обязан внести свой вклад… даже я, в остальном пустышка… я, кто в остальном просто сидит у себя в гостиной, бессильно, едва дыша… вот где я могу поучаствовать… могу поучаствовать… ибо мне тоже не чужды воображения… идеализация… я тоже сочиняю сценарии… я вижу движение воображаемого по неизбежной судьбе… мои мысли захватывают зрелища и драмы… драмы в серых тонах… и твердых поверхностях… драмы о пепельных людях, лежащих бок о бок на кафельном полу офиса… в сером помещении, холодном от кондиционера… и с ощущением, как холодный твердый пол давит на животы и колени, холодный пол, неподатливый под вытянутыми локтями и подбородками… и бьющиеся пульсы, и мутный пот, и задушенные всхлипы… и беспорядочное, захлебывающееся дыхание… всех устрашенных людей, вытянутых в линию на неподатливом полу… лишь с ножками столов и пылинками перед глазами, и с доньями мусорных корзин, и обрезанными низами столов… в поту и всхлипах… а потом сапог, давящий сапог… шлепающий по линолеуму, сапог — нет, два — высокие, шнурованные и черные… и сапоги вышагивают по комнате, громыхая… большие сапоги бьют по линолеуму громовыми шагами, рассеивая пыльные облака и скрепки средь оснований металлических ножек и коротких квадратных ящиков под тяжелыми столами… затем над головой начинается пихание и грохот, и на линолеум просыпаются ручки, степлеры и завитки бумаги… на холодный, твердый линованный линолеум, на котором распластаны люди… и снова громовые шаги… и шум хлопающих ящиков, и сдвинутых кресел, и сдвинутых кресел, падающих на пол… потом стук и шорохи… и лязг металла шкафчиков, и пинки по картотекам… и снова толкание и разбрасывание… и непонятно, почему не звенит сирена… и сапог громко пинает мусорную корзину, с грохотом налетающую на металлический стол… и падение настольной лампы, и новый водопад ручек, блокнотов и скрепок… некоторые из них приземляются на руки и щеки и на копчики — хотя стряхнуть их нельзя — люди не смеют их стряхнуть… а потом броски и новые пинки, затем новые шаги, затем шлепанье шагов становится быстрее и громче и потом замолкает, и потом всхлипы, и крики, и всхлипы, и потом тишина, и потом ужасающий щелчок и…

— Боже нет боже нет боже нет боже нет бо-оже нет боже нет боже нет боже нет боже нет нет…

— и прошу и прошу не надо не надо и прошу не прошу не надо не надо…

— мое растение мой саженец мое растение вид из окна вид с веранды и Хелен и Хелен и никогда я никогда я никогда…

— но не так не так на полу как животные как шкуры как животные на полу…

— возьмите только возьмите меня я сдаюсь возьмите меня я насилуйте меня возьмите меня возьмите только оставьте только оставьте их…

— и боже о Лен дорогой Лен в конце о боже о боже бедный Лен но о Лен но Лен это я не могу это Лен это боже…

— может пожалеет может он пожалеет он подумает или пожалеет жалкий ничтожный жалкий ничтожный в рвоте боже рвота смотри смотри на жалкого смотри на жалкого смотри смотри…

— и схватить и схватить быстро лодыжку вниз плечо и упадет залезть хватать бить и тогда все тогда все сверху так что давай так что давай так что…

— мне в голову мне в череп сквозь ладони мне в череп сквозь ладони этого не может я не могу этого не может этого не может…

— вот говно на мне на боку мокро его гребаное говно говно на мне на его он на мне на мне говно ему…

— до конца видимого и конца срочности, до чистейшего нового глотка независимости, света, с растущими и сплетающимися гибкими звуками, с…

— хотя они стояли у канав просто ждали и думали просто стояли и смотрели в канавы молча и со страшным видом ждали не бежали не боролись не бежали не бежали потому что одни куда они могли куда они могли деться…

— так теперь расскажите мне расскажите мне я дожидался так расскажите мне о жизни ожидания и как потом видишь последовательность видишь барку у причала готовую и ждущую погрузки так теперь расскажите мне теперь расскажите мне теперь расскажите мне…

Приветик…

— Просто думала, тебе будет интересно, что у моего окна поет зяблик — заливается дешевыми трелями и бодрыми каденциями, — пристроившись на округлой ветви…

— Хотя песня, если прислушаться по-настоящему, на самом деле скорее визгливая…

— Просто думала, тебе будет интересно…

— Другими словами, се очередное письмо, о да, быть может, я забыта, но, увы, не пропала — и вот письмо летит — письмо несется — о, письмо прекращает движение, — но се правда, вот они мы, снова вместе, прямо в твоих жарких ладошках — и это хорошо, очень хорошо вернуться, именно теперь, к тому, что считается за прикосновение…