Потерянный альбом
Шрифт:
— Разумеется, подобные системы, включающие множество параметров, неизбежно периодически сталкиваются со стрессом или, как я это называю, со встроенными рисками; подобные динамические системы, сочетающие бессчетные составляющие, как человеческой, так и механической природы, непременно сталкиваются с неучтенными при разработке элементами и тогда проявляют в ответ на подобные переменные неадекватную реакцию; в первую очередь это происходит из-за прописанной в системе, как я это называю, интерактивной «жесткости» — в технологические процессы системы не встроено достаточно «податливости» или «свободы» как для автокоррекции, так и для фазовой компенсации; результат называют несчастным случаем, хотя он не случаен и в каком-то смысле, разумеется, предсказуем…
— И, конечно, они сразу же сказали — они настаивали, — что дойдут до сути, пресекут проблему на корню; пожертвовали кучу денег, чтобы все убрать, и, помню, сказали, что сокращения и все прочее будут минимальными; они действительно действовали грамотно…
— Потом эта их идея, строительный проект — ну, меня тронуло, меня впечатлило, что
— Хоть я и знал, что они бы никогда не согласились, но все-таки прислал предложение, когда только эта идея пришла в голову, и сейчас предложил бы то же самое; они показали себя с лучшей стороны, совершенно сознательными, так почему им нельзя гордиться собой; Шредер-хаус — чуть ниже по Стейт-стрит от головного офиса «Озарк», так что место идеальное; не могу придумать места лучше для музея компании или мемориального зала; сейчас у них всего-то пара стендов в зале ожидания Административной башни, а этого, очевидно, мало; город приветствовал бы должное признание роли «Озарка» в американской жизни и их места в культуре; и, не сомневаюсь, получилось бы очень, очень красиво, потому что компания умеет строить такие вещи и заслужила этого как никогда; сейчас, сидя дома некоторыми вечерами, я до сих пор думаю, с кем бы поговорить, чтобы нам преодолеть корпоративную скромность и вынести это предложение на суд общественности…
— И есть твердый тон, и твердый знак, и твердый сыр; и твердые согласные, и твердые знания, и твердые привычки; и есть твердые данные, и твердая фантастика, и твердая валюта, и — и я буду продолжать до конца подхода: так я себя подгоняю, преодолеваю слабость, — и поэтому твердая линия… и твердый удар… и… теперь… твердая… победа!..; фух! — отлично; двенадцать удовлетворительных повторов; теперь — расслабимся…; знаешь, все эти ребята, эта компания, которая торчит на дорожке, что-то там тянет и напрягает, — на что они могут рассчитывать, кроме минимальных мышц?; эти приседания и блоки — для ленивых, для мягких; уже скоро, если они к этому относятся серьезно, то все поймут: ничто не заменит гантели, — вот где результат, все просто; по молодости я видел монстров из журнала «Масл Билдер», — ну, они были размером с лайнбэкеров, только без формы; такие здоровые — в одних только своих мускулах; резные, точеные — они сделали себя неуязвимыми; потом, когда я впервые пришел в зал — свой первый зал, «Голд» на Ридж-роуд, еще в 81-м, — это казалось такой недостижимой целью; я смотрел на себя, на свою тощую, жалкую, дряблую хлипкость, и мне хотелось плакать; так что потребовалось время, потребовались часы: день за днем, месяц за месяцем, год за годом изолировал мышечные группы, наращивал сопротивление, добивался дефиниции, следил за диетой — и посмотрите теперь: грудь — 120 сантиметров, бица в 50 сантиметров, бедра в 60 сантиметров; так что иди в жопу, зеркало: я победил; вот он я: и для этого были нужны твердый характер, и твердолобость, и твердый взгляд, и…
— А теперь я тоже не могу уснуть; ну, в конце концов все же проваливаюсь в сон после стаканчика согретого в ладонях «Курвуазье», который чувствую пaром на лице, сразу перед сном; но потом вскакиваю при малейшем шорохе и сажусь, и я в ужасе, настороже; иногда непонятно, я правда что-то слышала, или мне только приснилось; тем не менее итог один: сна ни в одном глазу, нервно выслушиваю его стресс; или, когда не могу уснуть, просто лежу и вытягиваю звуки из тишины, выдергиваю ниточки шума из пустоты ночи; и потом, когда неизбежно что-то улавливаю, я пугаюсь и теряю подвижность настолько, что даже подушка у уха не шуршит, прислушиваюсь что есть мочи ради подтверждения, из-за которого помчусь к нему бегом; часто я боюсь шелохнуться в постели, даже чуть-чуть поворочаться, из страха, что пропущу начало его проблем; в других случаях, когда еще очень тихо и поздно, я укоряю сердце за его болтливые помехи; он говорит, ему снятся самолеты с горящими крыльями, падающие кувырком; или иногда ему снится, как растягиваются стены и прогибаются
— Ой, ну как можно нести такую ересь, говорю я ему; но он же не слушает, а потом все просто гонит и гонит — хоспади, умеет же он трепаться; да хватит, говорю я ему, дошло уже до меня — ну прорвало трубу у школы, ну и что такого?; радуйся, что тебя рядом не было, — и ведь у него даже детей нет; иногда, когда я на веранде, слышу его через окно, как он с кем-то треплется по телефону, — я хочу сказать, хренов придурок сам себе на голову проблемы придумывает: да он на этом повернутый, на хрен; теперь вот заявляет, что переезжает в Альбукерке; а куда это у нас уже делся Гранд-Рапидс? спрашиваю; там слишком холодно, говорит; да пофиг — на следующей неделе у него уже будет луна; слушай, бог с ним; я и так вчера не подошел к двери, когда увидел, как он идет; как бы, ну и что, если он знал, что я дома, — дальше-то что?; может, я занят; может, я перед теликом уснул, да?..
— Видимо, придется найти какое-то другое занятие; в смысле, я принял решение — и все тут; и буду этого решения держаться: так уж я устроен; бег — это было хорошо и чудесно приятно все эти годы, и говорить не о чем; но после стольких лет надо задуматься о коленях и о других стресс-синдромах; я уже один раз повредил хрящ в левом колене, и еще был шинсплинт, и каждый раз приходилось несколько недель отлеживаться; наверное, это спорт для молодых, и все тут; просто придется научиться с этим жить; впрочем, завтра куплю велосипедный тренажер и, надеюсь, привыкну к нему; я так думаю: буду продолжать делать хоть что-то, и к тому же будет чем заняться в 17:30, когда я возвращаюсь домой; на самом деле даже интересно, пойдет ли прогресс на велосипеде так же, как когда-то на дороге, — начнутся ли те же, как я их называю, сжатия, это всегда было интересно; я имею в виду, когда я начал бегать — по своему первому маленькому маршруту с Лили на Клей и потом на Мэйджи-авеню, — вся дорога занимала около полумили; и когда я тащился домой по первости, то был без задних ног, весь потел, задыхался и чуть ли не падал на кухонный стул; но потом, значит, я продолжал бегать, день за днем, и расстояние как будто стало уменьшаться — то есть уменьшаться физически; а через несколько недель стало казаться, что это вообще ничто, раз плюнуть; и вот тогда я понял, что могу немного увеличить расстояние; так и пошло, сперва две трети мили, потом полная миля; а потом я перескочил сразу на две мили — просто однажды решил попробовать и не почувствовал особых сложностей, — а потом две с половиной, а потом увеличил до трех — и каждый раз, когда маршрут начинал казаться слишком коротким, слишком быстрым, я понимал, что пора идти дальше; на каждой стадии происходило одно и то же: расстояние сжималось, пока мне уже не становилось мало; я проносился мимо домов и перекрестков, даже их не замечая, просто думая о чем-то своем; и в то же время я не так сильно чувствовал даже новые дистанции: пробегал свои три мили, возвращался и все еще подскакивал в душе, пока по волосам и голове струилась вода…; но в конце концов я ограничился тремя милями, потому что это лучше всего; я читал в «Раннерс Ворлд», что три мили — хороший предел для человека моего возраста и веса, поэтому дальше не зашел; лучше, наверное, не перестараться, не переусердствовать; и теперь я не хочу переусердствовать с самим бегом; мне ведь и правда не так уж трудно бросить, и даже, наверное, со всех сторон лучше, если я просто оставлю бег в прошлом; просто однажды, наверное, понимаешь свои пределы — во всем надо знать, когда лучше бросить…
— И этот момент настал: уже хватит; с меня хватит; я все это слушаю, я об этом знаю — и хватит: такова ситуация, так чего еще тебе надо?; все есть как есть; слушай — я за всем слежу и думаю, что самое лучшее — оставить это позади…
— А — вот: 23:30: Мерв; сейчас, Мерв; может, «Принглс»?; до самой кухни, до самой кухни; потом еще попить: вкусно; «Клюквенно-яблочный»: хороший, сладкий; но из стакана, и помыть — потом обратно; обратно до конца; хм…; винил теплый; хороший, теплый; потом, а, Сегодня вечером на…
— Прошло уже сколько, девять месяцев?; срок немалый, достаточно времени, чтобы делать выводы; и ничего такого не случилось, ничего страшного; ты покажи, если я ошибаюсь, но вроде бы ничего не случилось, ничего такого, что я назвал бы чем-то страшным…
— Но что они знают?: они же не эксперты; почему хоть кто-то, почему я должен их слушать; Мона не эксперт; какого хрена Мона понимает?; всякое может быть со всяким, так что ей не стоит торопиться с выводами; нужно, чтобы прошло время, и тогда принять все в расчет, прежде чем говорить что-то с уверенностью; а иначе они только доказывают, что лишь гадают, — что сами ни хрена не знают; в общем, все очевидно: эти люди сами не знают, о чем говорят…
— Слушай: даже лаборатория не подтверждает результаты: так говорят; должно быть, данные какие-то неоднозначные; должно быть, лаборатория понимает, что полученные цифры, количества или что там — не реалистичные, и не может сказать ничего определенного; такова наука — у нее есть обязательства, это вопрос доказательства; и, если доказательств нет, они не могут ничего заявить; репутация частной лаборатории зависит от надежных результатов, так что, если они их не подтверждают, сразу понятно, что данные неубедительны; иначе бы они разорились в двадцать минут…