Потерянный герцог Уиндхэм (The Lost Duke of Wyndham)

Куинн Джулия

— Это сложно? — спросила Грейс.

Голова вдовы затряслась от отвращения.

— Этот маленький, вечно покрытый испариной человечек будет командовать мной годами.

Грейс наклонилась вперед. Что это за движение там вдалеке?

— Бог знает, какого рода требования он выдвинет, — бормотала вдова. — Я предполагаю, что должна буду позволить ему спать в Государственной Спальне, тогда он сможет сказать, что спал на простынях Королевы Елизаветы.

Грейс видела, как двое мужчин, ехавших верхом, появились в поле зрения.

— Они вернулись, —

сказала она, и не в первый раз за этот вечер задалась вопросом, какая же роль в этой драме предназначена ей. Она не была членом семьи, в этом вдова была права. И, несмотря на свое относительно высокое положение в доме, она не была посвящена в дела, имеющие отношение к семье или титулу. Она этого и не ждала, и совершенно не хотела. Вдова относилась к ней хуже, когда возникали дела, касающиеся династии, и Томас находился в своем худшем настроении, когда вынужден был иметь дело с вдовой.

Она должна извиниться. Не имело значения, что мистер Одли настоял на ее присутствии. Грейс знала свое положение и знала свое место, она не должна присутствовать при семейных разборках.

Но каждый раз, когда она говорила себе, что пришло время уйти, что она должна отвернуться от окна и попросить вдову отпустить ее, чтобы герцогиня смогла поговорить со своими внуками наедине, она не могла заставить себя сдвинуться с места. Она продолжала слышать — нет, чувствовать – голос мистера Одли.

Она остается.

Он нуждался в ней? Наверное. Он ничего не знал об Уиндхэмах, ничего об их истории и напряженных отношениях, которые опутывали весь дом, как липкая паутина. Можно было ожидать, что он не сможет вести свою новую жизнь самостоятельно, по крайней мере, не сразу.

Грейс дрожала, прижав руки к груди, она видела, как спешились мужчины. Как странно чувствовать себя необходимой. Томасу нравилось говорить ей, что она нужна ему, но они оба знали, что это не так. Он мог нанять любую компаньонку для своей бабушки. Томас ни в ком не нуждался. И ни в чем. Он был удивительно самодостаточен. Уверенный и гордый, все, в чем он действительно нуждался, это в случайном булавочном уколе, который разорвал бы пузырь, окружавший его. Он слишком хорошо это знал, что спасало его от того, чтобы быть совершенно невыносимым. Он никогда не говорил так, но Грейс знала, что это было как раз тем, почему они стали друзьями. Она, возможно, была единственным человеком в Линкольншире, который не склонялся и не расшаркивался перед ним, и не говорил только то, что он желал бы услышать.

Но он не нуждался в ней.

Грейс услышала шаги в холле и повернулась, нервно напрягаясь. Она ждала, что вдова прикажет ей удалиться. Она даже посмотрела на нее, слегка подняв брови, словно с вызовом, но вдова уставилась на дверь, решительно игнорируя ее.

Томас вошел первым.

— Уиндхэм, — сказала вдова оживленно. Она никогда не называла его иначе, чем его титулом.

Он кивнул в ответ.

— Я приказал отнести вещи

мистера Одли в синюю шелковую спальню.

Грейс бросила осторожный взгляд на вдову, чтобы увидеть ее реакцию. Синяя шелковая спальня была одной из самых хороших спален для гостей, но она не была самой большой или самой престижной. Она находилась, однако, через холл от вдовы.

— Превосходный выбор, — ответила вдова. — Но я должна повториться. Не называйте его мистером Одли в моем присутствии. Я не знаю этих Одли и знать не хочу.

— Не знаю, хотели бы они знать Вас, — прокомментировал ее слова мистер Одли, вошедший в комнату вслед за Томасом.

Вдова подняла бровь, словно желая показать свое собственное величие.

— Мэри Одли — сестра моей покойной матери, — заявил мистер Одли. — Она и ее муж, Уильям Одли, приняли меня при моем рождении. Они воспитали меня как свое собственное дитя и по моей просьбе дали мне свое имя. Я не желаю менять его. — Он смотрел на вдову спокойно, смело ожидая ее возражений.

К немалому удивлению Грейс, герцогиня промолчала.

Затем он с изящным поклоном повернулся к ней:

— Вы можете называть меня мистер Одли, если желаете, мисс Эверсли.

Грейс присела в легком реверансе. Она не была уверена, было ли это требованием, поскольку никто не определил нынешнее его положение, но выглядело вполне вежливым. В конце концов, он же поклонился.

Она посмотрела на вдову, которая впилась в нее взглядом, затем на Томаса, которому, так или иначе, удалось выглядеть удивленным и раздраженным в одно и то же время.

— Она не может уволить Вас за то, что Вы использовали его официальное имя, — сказал Томас со своим обычным оттенком нетерпения. — А если она это сделает, то я уволю Вас с пожизненным содержанием и отправлю жить в один из наших пустующих домов.

Мистер Одли посмотрел на Томаса с удивлением и одобрением прежде, чем повернуться к Грейс и улыбнуться.

— Это заманчиво, — прошептал он. — Как далеко она может быть отправлена?

— Я полагаю куда–то в наши дальние владения, — ответил Томас. — В это время года острова Внешние Гебриды прекрасны.

— Я Вас презираю, — прошипела вдова.

— Почему я терплю ее? — громко спросил Томас. Он подошел к кабинету и налил себе выпить.

— Она Ваша бабушка, — сказала Грейс, так как кто–то же должен был быть голосом разума.

— Ах да, родная кровь, – вздохнул Томас. — мне говорят, что она гуще, чем вода. Жаль. — Он посмотрел на мистера Одли. — Скоро и Вы узнаете.

Грейс почти ожидала, мистер Одли ощетинится от снисходительного тона Томаса, но его лицо оставалось вежливо беззаботным. Любопытно. Казалось, что эти двое мужчин заключили своего рода перемирие.

— А теперь, — объявил Томас, смотря прямо на свою бабушку, — моя работа здесь окончена. Я вернул блудного сына к Вашей любящей груди, и все прекрасно в этом мире. Не в моем мире, — добавил он, — но чьем–то мире, я уверен.