Потерянный герцог Уиндхэм (The Lost Duke of Wyndham)
Шрифт:
Так оно и было. Правда. Или если не правда, то возможность правды, и никто, даже вдова, не знал, что сказать. Эти двое мужчин — эти два герцога, подумала Грейс с истеричным всхлипом смеха, просто уставились друг на друга, изучая друг друга, и в конце концов, мистер Одли протянул руку. Она тряслась так же, как у вдовы, когда та стремилась что–то заполучить, а его пальцы крепко сжались, когда, наконец, добрались до спинки стула. Чувствуя дрожь в ногах, мистер Одли сел.
— Нет, — сказал он. — Нет.
— Вы останетесь здесь, — проговорила
— Нет, — сказал мистер Одли значительно тверже. — Я не останусь.
— О, да, Вы останетесь, — ответила она. — Если Вы этого не сделаете, то я отдам Вас властям как вора, которым Вы являетесь.
— Вы не сделали бы этого, — проболталась Грейс. Она повернулась к мистеру Одли. — Она никогда не сделала бы этого. Никогда, если она полагает, что Вы — ее внук.
— Замолчи! – прорычала вдова. — Я не знаю, что Вы думаете, мисс Эверсли, но Вы не член семьи, и Вам не место в этой комнате.
Мистер Одли встал. Его реакция была резкой и высокомерной, впервые Грейс увидела в нем того военного, которым, как он говорил, он когда–то был. Когда он заговорил, его слова были взвешенными и четкими, и полностью отличались от того ленивого протяжного произношения, которое она от него ожидала.
— Никогда больше не говорите с ней в таком тоне.
Что–то внутри нее растаяло. Прежде Томас защищал ее от своей бабушки, действительно, он долго был ее защитником. Но не таким, как Джек. Он ценил ее дружбу, она знала, что это так. Но Джек… это было другое. Она не слышала слов.
Она чувствовала их.
Она наблюдала за лицом мистера Одли, ее глаза скользнули к его рту. Это напомнило ей… прикосновение его губ, его поцелуй, его дыхание, и сладостно–горький шок, когда он исчез, потому что она не хотела этого… она не хотела, чтобы это закончилось.
Стояла прекрасная тишина, даже скорее неподвижность, если бы не расширенные глаза вдовы. А затем, как раз, когда Грейс поняла, что ее руки начали дрожать, герцогиня произнесла:
— Я — Ваша бабушка.
— Это, — ответил мистер Одли, — еще не доказано.
Губы Грейс приоткрылись от удивления, потому что никто не мог сомневаться относительно его происхождения, не с этим доказательством, стоящим у стены гостиной.
— Что? — вспыхнул Томас. — Теперь Вы пытаетесь сказать, что не думаете, что Вы — сын Джона Кэвендиша?
Мистер Одли пожал плечами, и немедленно стальное выражение в его взгляде пропало. Он снова был бродягой разбойником, полагающимся на помощь дьявола и совершенно безответственным.
— Откровенно говоря, — сказал он, — я совершенно не уверен, что желаю получить вход в этот ваш очаровательный небольшой клуб.
— У Вас нет выбора, — сказала вдова.
— Такая любящая, — сказал мистер Одли со вздохом. — Такая внимательная. Действительно, бабушка на все времена.
Грейс прижала руку ко рту, но ее сдерживаемый смех,
Она посмотрела на него. Из всех находящихся в комнате он, конечно, больше всех находился под угрозой. Он выглядел опустошенным. И изумленным. И разъяренным, и, удивительное дело, готовым рассмеяться.
— Ваша милость, — сказала Грейс нерешительно. Она не знала, что хотела сказать ему. Вероятно, ничего, но тишина была так ужасна.
Он проигнорировал ее, но она знала, что он услышал, потому что его тело напряглось еще больше, а затем задрожало, как только он перевел дыхание. И тогда вдова — о, почему она никак не научится оставлять в покое? — произнесла его имя, как будто звала собаку.
— Замолчите, — прорычал он.
Грейс хотела обратиться к нему. Томас был ее другом, но он был – и всегда будет — выше нее. И теперь она стояла здесь, ненавидя себя, потому что не могла прекратить думать о другом мужчине в комнате, о том, кто мог очень легко украсть у Томаса его предназначение.
Так она стояла и ничего не делала. И еще больше ненавидела себя за это.
— Вы должны остаться, — сказал Томас мистеру Одли. – Нам необходимо…
Грейс затаила дыхание, Томас откашлялся.
— Мы должны будем в этом разобраться.
Они все ждали ответа мистера Одли. Казалось, он изучал Томаса, оценивая его. Грейс молилась, чтобы он понял, насколько трудно было Томасу говорить с ним с такой любезностью. Конечно, он ответил бы в том же духе. Она так сильно хотела, чтобы он был хорошим человеком. Он поцеловал ее. Он защищал ее. Разве это так много, надеяться, что под всем этим скрывается рыцарь на белом коне?
Глава шестая
Джек всегда гордился тем, что был способен найти иронию в любой ситуации, но стоя здесь в Белгрейве, в одной из множества гостиных Белгрейва, он видел только голую холодную реальность.
Шесть лет он был офицером в армии Его Величества, и если он и изучил что–либо за эти годы на поле битвы, так это то, что жизнь могла, а часто и делала крутой поворот в какой–то определенный момент. Один неправильный поворот, одна пропущенная подсказка, и он мог проиграть всю компанию. Но как только он возвратился в Великобританию, он, так или иначе, упустил это из виду. Его жизнь стала рядом мелких решений и незначительных столкновений. Верно, что он жил жизнью преступника, которая означала, что он всегда находился в нескольких шагах от петли палача. Зато ничья жизнь не зависела от его действий. И ничьи средства к существованию.