Потерявшиеся в России
Шрифт:
– Не знаю. Но в старой России хамского отношения к врачу или учителю тот же дворник позволить себе не мог.
– Ну, это уже вопрос общей культуры, - вставила сло-во Инна Васильевна.
– Которая усилиями Советской власти в бозе почила, - усмехнулся Владимир Сергеевич.
– Видно, правда, что на России лежит проклятие!
– сказала Мария Григорьевна. Она заметно захмелела и си-дела отстраненно, будто сама по себе, поставив локти на край стола и подперев голову руками.
– Нет, - тотчас отозвался Семеныч.
– Это Россия, как Христос, принимает боль на себя и этим спасает мир...
Сидели
– Мила, я вас провожу!
– неожиданно вызвался Вла-димир Сергеевич. Причем, он не спрашивал, а сказал так, будто это вопрос решенный.
Мила ничего не ответила, только пожала плечами, но это не было ей неприятно.
– А вы, я смотрю, не торопитесь домой, - заметила Мила.
– А мне не к кому торопиться.
– Как это, не к кому?
– удивилась Мила.
– Была жена, но мы год назад развелись.
Мила почувствовала, как жаром полыхнуло ее лицо, и поймала себя на мысли, что рада этому, но одернула себя, устыдившись этой радости.
– Жена с ребенком уехала к родителям. Она москвич-ка.
– А как же квартира?
– Я выплатил ей полстоимости, а вещи она забрала, которые хотела, всё, кроме книг и компьютера: без этого я не могу работать. Теперь она хочет, чтобы я свою 'девят-ку' продал. Продавать жалко, но мне обещала одолжить денег сестра. Она работает на Севере в банковской сфере. Для нее это деньги небольшие, так что в том, чтобы подо-ждать, проблем нет. А я постепенно все выплачу.
– По дочери скучаете?
– посочувствовала Мила.
– Скучаю, - просто ответил Владимир Сергеевич.
– Но она приезжала ко мне на каникулы.
– Сколько ей?
– Двенадцать.
– Моей шесть. Скоро в школу... А почему вы разве-лись?
Мила понимала, что переступает некую запретную черту и становится нетактичной, но не могла пересилить свое заинтересованное любопытство. Но Владимир Сер-геевич охотно ответил.
Она хорошая женщина. Просто у нас не сложилось. Беда вся в том, что она меня любит, а я нет. Мы прожили, слава богу, двенадцать лет. Я жил ради дочери, но дальше так продолжаться не могло. Тем более, что в наших отно-шениях присутствовал некий обман. То есть, наш брак был вынужденным, так как она уже ждала от меня ребенка и сказала об этом, когда изменить уже ничего было нельзя.
Они шли некоторое время молча. Потом Мила спро-сила:
– А вы учились где-нибудь живописи? Мне понрави-лись ваши картины.
– В детстве, в 'Доме пионеров', в кружке рисования. Но в основном я сам. Я самостоятельно изучал анатомию, посещал выставки, галереи, копировал... В общем, учился.
– А почему вы не стали профессиональным художни-ком?
– поинтересовалась Мила.
– У вас талант.
Да, знаете, как-то не решился. Честно говоря, боялся, что большого художника из меня не получится, а малень-ким быть не хотелось. Но это моя отдушина, которая при-носит удовольствие и отвлекает от повседневных проблем. Сейчас давно не пишу. Докторская диссертация... да и краски дорогие. У меня, правда, есть в запасе немного, но я берегу для чего-нибудь значительного.
– А мне почему-то кажется, что из вас вышел бы заме-чательный художник.
–
– Это, наверно, счастье, когда занимаешься любимым делом. У вас же и работа любимая?
– Ну, понятие счастья - вещь абстрактная. Вот есть такой биотехнолог, Обласов. Он составляет технологию жизни, при соблюдении которой гарантирует любому сча-стливую жизнь.
– Как это?
– оживилась Мила.
– Ну, если вам интересно... Обласов считает, что вы-шел на новое концептуальное устройство мира, выведя его физико-математическую формулу. Он даже попросил жену выбить эту формулу на его могильном камне после его смерти.
– И в чем же суть этой формулы?
Обласов попытался дать новое толкование времени-пространству, обращаясь к замкнутости времени. Он при-шел к выводу, что катастрофическая или счастливая мо-дель семейных, производственных и других жизненных структур зависит от верной организации наших биосистем.
– Не понятно?
– посмотрел на Милу Владимир Сер-геевич.
Мила пожала плечами.
– Эволюционное биосистемное устройство мира бази-руется на принципе структурной ассиметрии. А силы пло-дотворной совместимости всегда превосходят потенциал насилия, благодаря чему природа обладает абсолютным свойством неуничтожаемости. Это почти то же, что сказал сегодня Семеныч, когда говорил о зле, которое выплески-вается наружу в смутное время, может быть, чтобы больше в таком количестве не появляться, и на месте концентра-ции этой злобы всходит добро.
– И вы серьезно верите в это?
– Мила с надеждой по-смотрела на Владимира Сергеевича, потому что она тоже сама хотела верить в то, что добро сильнее зла и всегда ждала подтверждения этого, чтобы не терять надежду.
– Убежден!
– твердо сказал Владимир Сергеевич.
– Все мировое сообщество оказалось на краю пропасти, и произошел всплеск мировой энергии. Отсюда летающие тела, развал тоталитарных режимов и так далее. Но приро-да, пусть это будет ноосфера, космический мозг, Бог, как хотите, сама себя спасает, подавая нам знаки, рождая чу-довищ и чудеса... Короче, биопотенциал любой живой системы подключен к биопотенциалу природы, и в период максимальной совместимости - налицо максимальная пло-дотворность. Вот вам формула счастья по Обласову, - Вла-димир Сергеевич улыбнулся.
– Остается только разобрать-ся, что это? Очередное шарлатанство в эпоху неустойчи-вых отношений, катаклизмов и экономических потрясе-ний? Или истина, от которой мы в очередной раз отмахи-ваемся?
– Туманно и неопределенно. Формула есть, а кругом полно несчастных, - скептически произнесла Мила.
– А вы, Мила, счастливы?
Вопрос прозвучал неожиданно и застал Милу врас-плох. Она не знала, как ответить. Нельзя сказать, что она несчастлива. У нее дочь, живы родители, своя квартира. И с работой вроде все складывается. Но счастлива ли она? Мужа нет, денег нет.
– Не знаю, - искренне ответила Мила.
– Как-то не ду-мала об этом.
За разговором Мила не заметила, как они дошли до ее подъезда. Она посчитала неудобным задерживаться доль-ше, поблагодарила Владимира Сергеевича за то, что он проводил ее до дома, и стояла, ожидая, когда он уйдет пер-вым.