Потерявшиеся в России
Шрифт:
Мила долго сидела на табуретке в кухне, положив сцепленные в пальцах руки не колени, и глядела бессмыс-ленно в одну точку, куда-то на выключатель, вмонтиро-ванный в кафель. Потом встала и заторможено, с медли-тельностью зомби, открыла холодильник, достала тесто и стала раскатывать на коржи.
В среду Мила отпросилась с работы пораньше, чтобы успеть приготовиться к вечеру. Она накрыла стол, потом приняла ванну. Оделась скромно, памятуя, что главное в туалете прическа и обувь, но и ноги скрывать не стала. За-чем скрывать то, что у тебя в полном порядке? Поэтому юбку Мила надела мини, сверху серую шерстяную коф-точку с глубоким
Вадим с матерью пришли после семи часов. Женщина не понравилась Миле сразу и бесповоротно. Едва назвав себя, она бесцеремонно оглядела Милу с ног до головы. 'Как цыган лошадь, - усмехнулась про себя Мила.
– Толь-ко что зубы не проверила'. Потом она стала осматривать квартиру и делала это с нескрываемой брезгливостью. Ми-лу это покоробило. У нее в доме было не так уж плохо: чисто и уютно. И обставлена квартира пусть небогато, но все, что нужно, было. Заглянув в ванную с туалетом, Юлия Максимовна (так она представилась Миле) скривила губы и заметила:
– Да вам, Милочка, срочно ремонт нужно делать.
И это 'милочка' прозвучало как-то двусмысленно и не воспринималось как обращение по имени, с этим 'ми-лочка' хозяйки разговаривают со своими работницами. Мила промолчала, пропуская совет мимо ушей, и пригла-сила Вадима с матерью к столу.
Юлия Максимовна выглядела прекрасно. Холеное ли-цо еще хранило былую красоту и на нем явно не проступа-ло ни одной морщинки. Ей можно было дать не больше тридцати, если бы не полнота, которая уже обозначила второй подбородок и теперь отвоевывала свои сантиметры у талии, и если бы не брезгливо опущенные уголки губ, ко-торые вместе с потухшим взглядом все же невольно обо-значал истинный возраст. Зато одета Юлия Максимовна была безукоризненно, начиная с дорогой норковой шубы и кончая стильными красными сапожками на шпильке - все было модно, и все, как отметила Мила про себя, из бутика. Элегантный черный костюм с миди-юбкой, чуть откры-вающей часть колена. 'Уж если не от Кордена, Риччи или Сен-Лорана, то от кого-нибудь типа Зайцева, точно'. Милу это, однако, нисколько не смутило. 'Зато я молода и стройна как кипарис на южном побережье, а этого никаки-ми деньгами не купишь', - злорадно подумала Мила.
Они выпили. И Вадим, и Юлия Максимовна пили коньяк, а Мила налила себе полбокала сухого вина, кото-рое на всякий случай прикупила к присланному Леонидом Васильевичем коньяку. За столом весь разговор сводился к допросу, который учинила Миле Юлия Максимовна.
– Милочка, вы ведь уже были замужем? А почему вы развелись?
– Мама, - Вадим с укором посмотрел на мать.
– А что здесь такого? Это что, тайна?
– А я из этого и не делаю секрета, - пожала плечами Мила.
– Вышла замуж - любила, разлюбила - развелась.
– Как это у вас просто?
– У меня?
– Ну, я имею в виду вообще современную молодежь. Захотели, вышли замуж, захотели, развелись.
– Но вы вот тоже развелись с мужем, - дерзко сказала
– Ну, это совсем другое дело, - смутилась Юлия Мак-симовна.
– У нас - это отдельная история. И потом, у нас уже сын взрослый.
Она обиженно замолчала. Воцарилась тишина. Мила взяла с тарелки бутерброд с икрой и жевала, раздавливая зубами икринки, которые вкусно лопались во рту. Юлия Максимовна допила свой коньяк и закусила лимоном, а Вадим сидел как пень, опустив руки под стол, беспокойно хлопал глазами и изредка исподлобья поглядывал на Милу.
– Вадик из очень приличной семьи, - сказала, наконец, Юлия Максимовна.
– Я тоже, - буркнула Мила. Она уже успокоилась, и ей совершенно стало безразлично, что будет говорить или думать о ней эта самовлюбленная мамочка.
– А кто у вас родители?
– прямо спросила Юлия Мак-симовна.
– Инженеры. Папа был начальником отдела на заводе, мама - ведущий инженер-патентовед.
– Это, конечно, хорошо, - снисходительно покивала Юлия Максимовна.
– У Вадика папа генерал, доктор юри-дических наук, а дед был министром внутренних дел Мол-давии. А вы знаете, что маленького Вадика сам Леонид Ильич на руках держал?
Глаза Юлии Максимовны горели, она захлебнулась от этих приятных воспоминаний.
'Да, видно, жили барами, а сейчас их тряхнуло креп-ко, если она в Израиль намылилась', - подумала Мила, и в этой ее мысли уже не было зла, скорее жалость.
– Мама! Прекрати! Причем здесь это?
– Лицо Вадима покрылось красными пятнами. Он чувствовал неловкость от бесцеремонности, с которой мать вела себя с Милой.
– Постой, сынок, я мать. Я должна все сказать. Ведь вы же собираетесь за Вадика замуж?
– она вцепилась взглядом в Милино лицо, все ее существо протестовало против этого.
– Мама?
– Что, мама?
– она строго посмотрела на сына и снова повернулась к Миле.
– Так?
– Нет, не так! С чего вы взяли, что я собираюсь за ва-шего сына замуж?
– Мила с иронией смотрела на Юлию Максимовну и улыбалась.
– Как?
– Юлия Максимовна даже растерялась. Этого она не ожидала.
– Да вот так! Если я выйду замуж, то только по любви. И уж мне точно не важно, кто будет его отец, а тем более дед, - со страстью выпалила Мила.
– А вы что ж, Вадика не любите?
– Да, он мне нравится, но любить...пока нет, - уклон-чиво сказала Мила.
Вадик покраснел, а Юлия Максимовна хлопала глаза-ми и обескуражено смотрела на Вадима. После этого раз-говор как-то не клеился. Юлия Максимовна, казалось, по-теряла к Миле всякий интерес, больше не задавала никаких вопросов и хотела уже встать из-за стола, но Мила бук-вально упросила ее попробовать ее фирменный торт, и они выпили по чашке чая с 'Наполеоном', который буквально таял во рту, и который Юлия Максимовна, отбросив гонор в сторону, скупо похвалила.
– А вы, Милочка, мастерица. Я так не умею. Что, и обед можете? И котлеты?
– Могу, - улыбнулась Мила.
– Где ж вы этому научились?
– У бабушки, у мамы.
– Похвально, похвально!
– снисходительно одобрила Юлия Максимовна.
Вадим подал матери шубу, они оделись и, уже уходя, Юлия Максимовна сказала примирительно:
– Вы, Милочка, простите, если что не так. А знаете, я совсем не против ваших отношений с Вадиком. Но, пойми-те, я мать, и мне хочется, чтобы мой сын был счастлив.