Потому что нельзя быть на свете красивой такой…
Шрифт:
– Ха-ха-ха, – заржал Степан, – но это именно так. Я думаю, мы все равно уже покойники. Так что нужно насладиться последним возможным в этой поганой жизни – получить кайф от полета. Я мечтал о нем очень много.
Он вдруг широко развел руки в стороны и загудев, как ребенок изображающий звук летящего самолета, перевернулся головой вниз и стал падать еще быстрей, продолжая остервенело, ревя нестись вперед. Точнее в низ. Я, оставшийся позади, вернее вверху, испугался, что останусь в этой дурацкой ситуации один и закричал:
– Эй!
– Догоняяяяй!
Я засуетился, замахал руками, задергал ногами, кое-как наконец-то перевернулся вниз головой. Руки, как Степан, расставлять в стороны не стал, а вытянул их вперед, будто нырял в воду. Скорость падения действительно увеличилась, так что дух у меня захватило, и я стал потихоньку нагонять Степана. Когда догнал, приблизился к нему поближе и почему-то душевным, тихим голосом, как будто нас мог кто-нибудь подслушать, сказал:
– Ну? Что ты тут устроил, бляха-муха, аттракционы. Может, не будем спешить, а? Полетим, как летели? Может, нам лететь то, всего пару минут осталось, а мы несемся, как угорелые. Внизу смерть. Давай понаслаждаемся спокойным и неторопливым полетом.
Степан резко и на удивление ловко развернулся. Меня пронесло немного ниже.
– Да какая теперь разница, Артемка. Чем быстрее – тем быстрее. Чего тянуть то!? Неизвестность только беспокоит. Покоя не дает, – но он все же перевернулся опять на спину и полетел медленнее. Я тоже принял нужную позу, и мы вновь стали падать рядом и «не торопясь».
– Степан, ты что, когда представлял себя летающим, то видел себя самолетом?
– Ну да.
– Странно. А я почему-то всегда видел себя птицей…
– Как думаешь, куда мы упадем? Может в затерянный мир или еще какое-нибудь фентези, а? Представляешь, как было бы интересно!
– Даа… романтика, блин.
– Впрочем, это и так похлеще любого фентези…
Примерно через часа или два такого неизменного падения, у нас опять сдали нервы и случилась истерика. Начал я, а затем и Степан.
– Это же, блять, с ума так можно сойти! – кричал я.
– Да что же это происходит в конце то концов! – вторил мне Степан.
– Пидарасы! Кто это делает?!
– Суки, пазорные!
Он выхватил пистолет и принялся палить из него в разные стороны.
Еще через пять минут, когда истерика прошла, Степан убрал пистолет и вдруг предложил выпить.
– Что!? Выпить!?
– Да. У меня есть немного коньячку, – он достал из заднего кармана брюк плоскую стеклянную бутылочку дешевого коньяку. Уже слегка початую.
– Конечно, давай! – глаза у меня заблестели. Я действительно очень сильно обрадовался. Само по себе, любое занятие в таком положении уже успокаивало. А уж бухание в таком необычном месте тем более. С большой осторожностью, дабы не расплескать ни одной капли, выпили. Это будто бы сблизило. Нам даже удалось
Вообще настрой у нас менялся постоянно и очень кардинально. От эйфории, что все уже кончилось и похуй теперь на все, и тогда мы довольно неплохо себя чувствовали – до обратного – впереди смерть, и хоть тоже в принципе теперь похуй на все, но тогда мы просто коченели от ужаса. Причем, чем дольше мы падали, тем чаще и дольше длились моменты эйфории и более короткими, и редкими становились приступы паники и страха.
Степан предложил выпить на брудершафт.
Я сначала для вида покочевряжился, мол, это вы злодеи загнали меня сюда к пропасти и по твоей, Степан, милости я в таком не завидном положении и целоваться с тобой не стану. Но затем, выслушав доводы Степана в том, что виноват вовсе не он, а я, и недолго обоюдно пообсуждав это и придя к выводу, что это судьба нас так свела и по большому счету во всем виноваты обстоятельства, решили, что теперь нам всяко-разно нужно держаться друг друга.
Мы выпили по очереди из фляжки и поцеловались в губы.
– Ну что ж, теперь можно падать дальше, – весело пошутил Степан и я даже хохотнул на это,
– Жаль, запивачки нету.
– Да, блин хотя бы закуски какой-нибудь, лимончик там или…
Я остановился, так и не договорив. Новая не радостная мысль пришла мне в голову. Та же мысль видимо пришла и Степану. Мы посмотрели друг на друга. Степан заметно сглотнул. И произнес:
– А если мы о-о-очень долго будем падать?… Я уже хочу пить.
– ЧЧЧерт!..
– Давай подумаем об этом, когда протрезвеем. Не хочется кайф ломать.
У нас в самом деле, не смотря на новые грустные мысли, общий тонус благодаря коньяку приподнялся. И портить его не хотелось. На время, мысли о конце отступили на второй план. Масса новых ощущений от полета переполняла. Когда справляли нужду, вообще от души поржали…
Через некоторое время мы решили постараться продвинуться куда-нибудь в сторону и посмотреть, что там есть. Должна же где-то тут быть стена того самого обрыва. Долго спорили, в какую сторону нужно грести. В голове давно все уже перепуталось и можно было только с уверенностью сказать, где низ и верх. Да и то были ли они? Иногда возникали сомнения на этот счет.
Полетав примерно с полчаса по кругу, обрыв не нашли.
– Радует, что мы, по крайней мере, на земле – раз сила притяжения действует и ускорение работает.
– Хрен его знает, где мы. Сейчас, в принципе, можно легко представить, что мы не падаем, а, например, просто с большой скоростью несемся куда-нибудь горизонтально земле.
– В принципе да…
– Скажи Степан, а как ты вообще представлял себе свою смерть? Ведь как-то ты ее представлял? Какую-то предпочитал всем остальным, а?