Потоп

Сенкевич Генрик

Рейтары падали один за другим, и центр, где бился Кмициц, стал заметно редеть и с минуты на минуту мог прорваться.

Крики офицеров, сзывавших рейтар для подкрепления центра, терялись в общем шуме и диком вое, ряды уже недостаточно быстро смыкались, а Кмициц напирал все сильнее. Сам одетый в стальную кольчугу, которую он получил в подарок от Сапеги, он сражался, как простой солдат; за ним шли Кемличи и Сорока. Они охраняли его жизнь, и поминутно то тот, то другой из них поворачивался вправо или влево, нанося страшный удар. А он на своем гнедом коне врезался в самую гущу

врагов и, усвоив все тайны искусства Володыевского и обладая гигантской силой, гасил человеческие жизни, как свечи. Иной раз он ударит всем лезвием, порою прикоснется лишь концом сабли, порою опишет быстрый как молния круг — и рейтар покачнется и свалится, точно пораженный громом. А другие отступают перед этим страшным всадником.

Наконец пан Андрей ударил хорунжего в висок; он вскрикнул дико, выпустил знамя из рук. В эту минуту центр прорвался, а фланги смешались в две беспорядочные массы и отступили к прусским войскам.

Кмициц взглянул через прорванный центр вдаль и вдруг заметил полк красных драгун, подобно вихрю, летевших на помощь рейтарам. «Это ничего! — подумал он. — Через минуту Володыевский придет ко мне на помощь!» Между тем загремели пушки, так что дрогнула земля, и затрещали мушкеты, направленные в сторону наиболее выдвинутых вперед рядов польских войск; поле заволоклось дымом, и в этом дыму волонтеры Кмицица, вместе с татарами, сцепились с драгунами.

Но со стороны реки никто не шел на помощь.

Оказалось, что неприятель нарочно пропустил чамбул Кмицица через брод, а потом стал обстреливать его таким страшным огнем из пушек и мушкетов, что на противоположный берег немыслимо было перебраться.

Первым отправился отряд Корсака, но вернулся в беспорядке; затем полк Войниловича, который дошел до середины брода и тоже отступил, хотя и медленно, потому что это был королевский полк, один из самых лучших во всем войске. Он потерял двадцать знатных шляхтичей и девяносто человек челяди.

Под градом пуль и ядер вода в реке шумела, как под проливным дождем. Ядра перелетали и на другую сторону, взрывая облака песку. Сам подскарбий подъехал к реке и убедился, что ни один живой человек не может перебраться на противоположный берег.

А от этого зависел исход сражения. Лицо гетмана омрачилось. Долгое время он смотрел в подзорную трубу на линию неприятельских войск и затем крикнул ординарцу:

— Скачи к Гассан-бею; пусть орда во что бы то ни стало переправится с высокого берега и нападет на обоз. Все, что найдут в повозках, — их! Пушек там нет, работать им придется только за рекой.

Офицер помчался во весь опор. Гетман тем временем поехал дальше к тому месту, где на лугу, под вербами, стоял ляуданский полк, и остановился перед ним.

Володыевский стоял впереди мрачный, но молчаливый; он посмотрел на гетмана и зашевелил усиками.

— Как вы полагаете, татары переправятся? — спросил гетман.

— Татары-то переправятся, но Кмициц погибнет! — сказал Володыевский.

— Клянусь Богом, — воскликнул гетман, — если бы Кмициц только догадался, он мог бы выиграть эту битву, а не погибнуть!

Володыевский ничего не ответил, но подумал про себя: «Надо

было или совсем не посылать за реку ни одного полка, или если послать, то хотя бы пять!»

Гетман снова стал смотреть в подзорную трубу и следил за переполохом, который поднял Кмициц за рекой; вдруг маленький рыцарь, не будучи в силах долее ждать, подъехал к гетману и, отдав честь саблей, сказал:

— Ваша вельможность, прикажите, и я попробую перебраться через этот брод!

— Стоять на месте! — резко ответил гетман. — Довольно того, что те погибнут.

— Они уже гибнут! — воскликнул Володыевский.

Действительно, крик и шум становился все сильнее. Кмициц, по-видимому, отступал к реке.

— Клянусь Богом, этого я и хотел! — крикнул вдруг гетман и, как вихрь, понесся к полку Войниловича.

Кмициц действительно отступал. Сцепившись с красными драгунами, люди его рубились с ними, напрягая последние силы; им уже нечем было дышать, усталые руки слабели, трупы падали все чаще; и только надежда на то, что из-за реки пришлют помощь, прибавляла им бодрости.

Между тем прошло полчаса, а криков «бей!» все не было слышно; зато к красным драгунам подоспел на помощь тяжелоконный полк князя Богуслава.

«Смерть идет!» — подумал Кмициц, заметив, что они стали объезжать с фланга.

Но он был из тех солдат, которые до последней минуты не теряют надежды не только на спасение, но даже на победу.

Путем долгой и опасной практики Кмициц прекрасно изучил войну, и у него с быстротой молнии мелькнула мысль: «Видно, наши не могут перебраться к неприятелю через брод, а если не могут, то я им это облегчу!»

Когда полк Богуслава был уже всего на сто шагов от татар и, несясь во весь опор, мог через минуту разбить в пух и прах отряд Кмицица, пан Андрей приложил к губам пищалку и свистнул так пронзительно, что даже ближайшие драгунские лошади присели на задние ноги.

Пищалки старшин тотчас повторили свист Кмицица — и, точно вихрь, что кружится по полю, чамбул повернул и помчался назад.

Уцелевшие рейтары, красные драгуны и полк Богуслава погнались за ними.

Крики офицеров: «Вперед!» и «Gott mit uns!» [66] — загремели как буря. И глазам поляков открылось необыкновенное зрелище.

66

«С нами Бог!» (нем.).

По широкой равнине в беспорядке мчался чамбул к обстреливаемому броду; он несся, точно на крыльях. Каждый ордынец совсем пригнулся к гриве, так что, если бы не туча стрел, летевших в сторону рейтар, могло бы показаться, что лошади мчатся без седоков. За ними с шумом и криком мчались люди-великаны, сверкая поднятыми мечами.

Брод был все ближе; татарские лошади уже выбивались из сил, так что расстояние между ними и рейтарами все уменьшалось.

Несколько минут спустя первые ряды рейтар стали уже рубить отстававших татар, но те были уже у брода. Еще несколько скачков — и лошади достигли бы его.