Потоп

Сенкевич Генрик

— Будем надеяться на милосердие Божье, — сказал он. — Я полагаю тоже, что за то, что я в Пруссии натворил, мне несколько лет чистилища сбавят!

— Там все записывают. Что человек саблей тут наработает, там небесные секретари записывают.

— Служил и я у Радзивилла, — сказал Кмициц, — но вид Богуслава меня не смутит! Боже, боже, ведь Простки недалеко! Помни, Господи, что он и твой враг, ибо он еретик, не раз поносивший истинную веру.

— И враг отчизны! — прибавил Володыевский. — Будем надеяться, что его час близок. Пан Заглоба предсказывал это сейчас же после гусарской атаки, а говорил он это в слезах скорби, точно вдохновленный свыше. И проклинал

Богуслава так, что у нас волосы дыбом на голове вставали. Князь Михал-Казимир, который идет с нами против него, тоже видел во сне две золотые трубы, которые у Радзивиллов в гербе, — их изгрыз медведь. На другой же день он говорил: «Либо со мной, либо с кем-нибудь из Радзивиллов случится несчастье!»

— Медведь? — спросил, бледнея, Кмициц.

— Да!

Лицо пана Андрея просияло, точно его залили лучи утренней зари, он поднял глаза к небу, протянул руки и сказал торжественным голосом:

— В моем гербе есть медведь! Слава тебе, Господи! Слава тебе, Пресвятая Дева! Господи, Господи, недостоин я этой милости!

Услышав это, Володыевский страшно взволновался: он почувствовал в этом какое-то предзнаменование.

— Ендрек, — воскликнул он, — ты на всякий случай помолись хорошенько перед распятием, а я себе Саковича попрошу!

— Простки! Простки! — повторял, как в бреду, Кмициц. — Когда мы выступаем?

— На рассвете, а скоро уже начнет светать.

Кмициц подошел к окну, взглянул на небо и воскликнул:

— Бледнеют уж звезды, бледнеют! Ave, Maria!

Вдруг вдали запел петух и раздался тихий трубный сигнал.

Вскоре по всей деревне поднялось движение. Слышался лязг железа, Фырканье лошадей. Темные массы всадников показались на дороге. Воздух насыщался светом; чуть серебрились наконечники копий, тускло сверкали обнаженные сабли, из темноты выделялись усатые грозные лица, шлемы, колпаки, бараньи шапки татар, тулупы, халаты. Наконец войско во главе с передовым отрядом Кмицица двинулось к Просткам; длинной лентой растянулось оно по дороге и быстро подвигалось вперед.

Лошади в первых рядах зафыркали, фырканьем ответили им другие, и солдаты видели в этом хороший знак. Белый туман застилал еще поля и луга. Вокруг было тихо, только дергачи отзывались в росистой траве.

XXV

Шестого сентября польские войска пришли в Вонсошу и остановились, чтобы дать отдых солдатам и лошадям перед битвой. Подскарбий решил простоять здесь четыре или пять дней, но дальнейшие события расстроили его планы.

Пана Бабинича, как хорошо знавшего местность, отправили на разведки с двумя литовскими полками и свежим чамбулом орды, так как его татары были слишком утомлены.

Подскарбий, отправляя его, все просил не возвращаться с пустыми руками и раздобыть пленника. Бабинич только улыбнулся, подумав, что упрашивать его нечего — он и так привезет пленных, если даже ему придется искать их за окопами.

Через два часа он вернулся и привез с собой с десяток пруссаков и шведов. Среди них был один офицер из прусского полка князя Богуслава, капитан фон Рессель. Отряд Кмицица в лагере встретили с восторгом. Капитана даже не пришлось подвергать пытке, так как Бабинич еще по дороге приставил ему саблю к горлу и заставил его рассказать все.

Он сообщил, что в Простках кроме прусских полков графа Вальдека стоят еще шесть шведских полков под начальством генерал-майора Израеля: из них четырьмя конными полками командуют Петере, Фритьофсен, Таубен, Амерштейн и двумя пехотными братья Энгель. Из прекрасно вооруженных прусских полков кроме

собственного полка графа Вальдека были еще полки графа Висмара, Брунцеля, Коннаберга, генерала Вальрата и четыре полка под командой Богуслава; два полка прусской шляхты и два его собственных.

Главнокомандующим был назначен граф Вальдек, но на самом деле он во всем слушался князя Богуслава, влиянию которого подчинился и шведский генерал Израель.

Но самым важным известием было то, что из Элька шли в Простки две тысячи отличной поморской пехоты и что граф Вальдек, опасаясь, как бы их не захватила орда, намеревался выйти из укрепленного лагеря и, только соединившись с ними, снова окружить себя окопами. Князь Богуслав, по словам Ресселя, был все время против выступления из Просток и только в последние дни согласился.

Госевский, услышав это, очень обрадовался, так как был уверен, что победа останется за ним. Неприятель мог долго защищаться в окопах, но в открытом поле ни шведская, ни прусская конница не могли устоять против литовской.

Князь Богуслав, очевидно, понимал это так же, как и подскарбий, и не очень одобрял планы Вальдека, но был слишком тщеславен, чтобы перенести упрек в излишней осторожности.

Впрочем, он не отличался излишком терпения. Можно было рассчитывать почти наверное, что ему наскучит сидеть в окопах и что он поишет славы и победы в открытом поле. Пану подскарбию оставалось только спешить, чтобы напасть на врага именно тогда, когда он будет выходить из окопов.

Таково же было мнение и других полковников — Гассан-бея, начальника орды, пана Войниловича, Корсака, Володыевского, Котвича и Бабинича. Все согласились, что отдыхать нельзя и надо ночью же двинуться дальше. Корсак тотчас отправил к Просткам своего хорунжего Беганского с предписанием следить за лагерем и каждый час сообщать сведения о том, что в нем происходит. Володыевский и Бабинич увели к себе Ресселя, чтобы узнать еще что-нибудь о Богуславе. Капитан сначала был очень напуган, так как чувствовал еще у горла конец Кмицицевой сабли, но вино вскоре развязало ему язык. Так как он раньше служил в Речи Посполитой, то знал немного польский язык и мог отвечать на вопросы маленького рыцаря, не говорившего по-немецки.

— Давно вы служите у князя Богуслава? — спросил маленький рыцарь.

— Я у князя не служу, — ответил он, — я в полку курфюрста, которым он теперь командует.

— Так, значит, вы не знаете Саковича?

— Я видывал его в Кролевце.

— Он здесь, с князем?

— Нет, остался в Таурогах.

Маленький рыцарь вздохнул и зашевелил усиками.

— Не везет мне, как всегда! — сказал он.

— Не горюй, Михал, — сказал Бабинич, — ты найдешь его, а если не ты, так я…

Потом он обратился к Ресселю:

— Вы старый воин, видели оба войска и знаете нашу конницу, как вы думаете, на чьей стороне будет победа?

— Если они примут сражение за окопами, то на вашей стороне, но без пехоты и артиллерии вам не взять окопов, тем более что там всем руководит князь Радзивилл.

— Разве вы считаете его таким великим вождем?

— Не только я, но и оба войска. Говорят, что под Варшавой августейший король Швеции во всем следовал его советам и потому одержал большую победу. Князь, как поляк, лучше знает ваш способ ведения войны и потому всегда может дать хороший совет. Я сам видел, как шведский король на третий день битвы обнимал и целовал князя перед фронтом. Правда, князь спас ему жизнь, и если бы не выстрел Богуслава… Страшно подумать даже… К тому же это несравненный рыцарь, с которым никто не может сравняться!