Потопленная «Чайка»
Шрифт:
— Тогда поработаешь кулаками. Чем они плохи для Хасана. Ты это неплохо делаешь. Мы сначала, конечно, постараемся уговорить его, а если уж не получится, тогда будем решать сами, ведь Хасан должен будет подчиниться.
Шкипер долго безмолвно смотрел на друга. Потом сильно хлопнул в ладоши и оглушительно расхохотался.
— Наконец-то мои кулаки понадобились. А ведь ты смеялся, братец, говорил, что только глупец может на них надеяться.
— Может быть, и понадобятся, — Антон улыбнулся.
— Если нужно уходить, Кара-Хасан не остановит нас. Ну-ка, собирай барахлишко, пошли на корабль, — сказал Дата, и они
...Когда Дата поднялся на «Чайку», Кара-Хасан уже был там.
Турок хмурился, был не в духе. Он велел снять паруса и спустить их в трюм, а это означало, что корабль надолго остается в порту.
...Стоял солнечный октябрьский день. На корме три моряка грелись на солнышке и негромко разговаривали. Один из них, совсем юный, держал на коленях и латал рваную рубашку. Это был плечистый, узкий в бедрах, смуглый паренек с кудрявым чубом. Он беспокойно таращил черные, как ежевика, глаза, часто оглядывался на оконце каюты и что-то шептал. Потом натянул на бронзовое тело рубашку и снова обратился к товарищам:
— Если никакой войны не будет, почему русские корабли снялись из всех турецких портов? А мы что? Будем сидеть здесь, сложа руки, пока не упрячут под замок?
— Ты прав, Пантэ, прав, — вступил в разговор пожилой моряк с длинными седыми усами, свисающими на подбородок. — Поработали на чужбине, теперь подумаем о возвращении домой. Подумаем об этом сейчас, пока турок не надел на наши шеи ярмо.
— Я, если помнишь, вовсе не хотел сюда ехать, а ты не соглашался со мной, Дианоз. И потом я не мог отказать Дата, — сказал седоусому сидящий рядом с Пантэ молодой моряк, усердно точивший на плоском морском камне нож-бебут. — Так что домой вернуться я бы не отказался и на второй день. Только как вот уйти сейчас? Это ведь от Кара-Хасана зависит. Шхуна-то его, а не наша. Если война на носу, Хасан наш враг. Что же он, подарит нам свою шхуну, что ли?
Парень попробовал острие бебута на рукаве бархатной куртки и вложил его в ножны, отделанные разноцветным перламутром.
Из каюты вышел Дата, подсел к матросам.
— Ну, выкладывайте, о чем тут спорите, что решаете.
— Многое нужно решать... — вздохнул Дианоз и нерешительно замолк.
Дата отлично понимал, о чем шла речь.
— Незачем вешать нос, этим делу не поможешь!
Дианоз, уставившись в палубу, проговорил:
— На небе такие тучи, вот-вот поднимется ветер.
Но ясно было, что не ветер, конечно, а что-то другое, более серьезное беспокоит моряков. Дианоз завершил свою мысль:
— Горе нам, если не вылезем из этого залива и нас похоронят в чужой земле.
«Я не ошибся, их беспокоит то же, что и нас с Антоном», — обрадовался шкипер.
— Помнишь, Дата, что сказал Кара-Хасан, когда назначил тебя шкипером «Чайки»?
— Что?
— Он сказал: «Я не вмешиваюсь в дела шхуны, ваш хозяин Дата». Так и было всегда. Ты был для нас и братом, и другом, и командиром. И сегодня, когда приближается опасность, на тебя все наши надежды. Ты уже спас однажды наше судно, выручил нас из беды. Помнишь, как это было?
Дата задумался. Он припомнил тот случай, о котором говорил Дианоз. Дата тогда плавал рулевым на самом большом двухмачтовом судне Кара-Хасана. Считалось, что это судно водит сам Кара-Хасан, но на самом деле все делал Дата, старый турок заботился только
Был конец ноября...
День стоял такой жаркий, будто еще не кончилось лето.
Двухмачтовое судно, нагруженное бочками с вином, вышло из Сухуми и направилось в сторону Поти. Попутный ветер быстро гнал его в море.
Был полдень, когда судно оставило слева от себя Сухумский маяк, напоминающий белого рождественского деда, и направилось в открытое море. Хасан вышел из каюты на палубу. С кружкой в руке он подошел к бочке с чистой водой, внезапно согнулся, громко застонал и упал на палубу.
Моряки обступили хозяина. Примчался Дата. Потерявшего сознание Хасана внесли в каюту, растерли грудь, обрызгали холодной водой, попытались влить чачу [7] . Но Хасану так свело челюсти, что ему не смогли раскрыть рта.
Дата поручил уход за больным Антону и повернул судно обратно в Сухуми.
Когда шхуна пришла в Сухумский порт и матросы выбросили якорь, больного снесли на берег и из восьми моряков семеро сошли сопровождать его. Врачи признали острое воспаление слепой кишки и срочно сделали больному операцию. После операции матросы, пожелав хозяину скорого выздоровления, отправились в город поесть.
7
Чача — виноградная водка.
Ресторан «Колхида», к которому двинулись наши моряки, находился в центре города, рядом с базаром. Славившийся своим вином и отлично приготовленными грузинскими блюдами, ресторан привлекал множество посетителей. Работающие на торговых судах грузинские моряки любили приходить сюда. В тихом подвале «Колхиды» они чувствовали себя свободно.
Когда матросы с «Чайки» входили в ресторан, осеннее солнце скрылось за темной тучей. По мостовым промчался вихрь пыли, крутившийся столбом и застилавший небо. Погода менялась.
Дата повел товарищей в один из уютных кабинетов «Колхиды».
Ужинали они долго. Много пели, шутили и веселились.
Когда после кутежа вышли на улицу, небо было затянуто черными, как вороненая сталь, тучами. Сильный ветер рвал цинковые кровли домов.
Дата молча остановился в дверях «Колхиды». Потом резко обернулся, встревоженно крикнул товарищам: «Скорее, может быть, еще успеем!» и бегом бросился к набережной. Остальные молча последовали за ним. Всем было ясно значение короткого приказа. Никто не мог с уверенностью сказать, что успеют. Разъяренное море ревело, билось о каменную набережную.
— Конечно, корабль не спасти. Там только юнга. Пропал парень! — Они бежали, задыхаясь от напряжения. Гривастое море кидало на берег огромные волны, разбивая их о каменные барьеры с такой силой, будто хотело преодолеть препятствие и стереть с лица земли людей, собравшихся на берегу.
Дата подбежал к каменной дамбе.
Судно боролось с волнами не на жизнь, а на смерть. Мысленному взору Дата представилась вдруг картина, с детства врезавшаяся в память. Около сельской лавки бьется на привязи необъезженный конь. Обезумевшее животное, поднимаясь на дыбы, металось из стороны в сторону, пока, наконец, не сорвалось и не умчалось прочь. Сейчас так же отчаянно боролась с якорными цепями, стремясь оторваться от них, шхуна.