Повелитель Норика. Гибель Астура
Шрифт:
А разве император им не брат во Христе? А императорский наместник, трусливо бежавший отсюда впереди собственного визга? Правитель провинции, который смылся из Норика, прихватив казну и лучших солдат, разве не брат во Христе тем бездомным, что вынуждены нынче коротать ночи под мостом?
Ради чего мы должны помогать тем, о ком забыл даже твой Господь? Да, да, именно так, ибо не торопятся помогать раздетым и голодным, коих стало слишком много в Норике за последнее время, ни епископ, ни пресвитеры! Они же наместники Бога здесь, на
Да, Астур ещё живёт, и живёт неплохо – по сравнению с другими городами. И здесь я не вижу никакого промысла Божьего. Торговля идёт сносно, только и всего.
Касаемо Божьего гнева, которым ты безуспешно пытаешься запугать нас. Скажу тебе по секрету, выкрестов здесь немало. Иные города в полном составе выходят из лона церкви, ибо считают религию Христа бессильной. Например, город Кукуллы. Говорят, они там даже приносят человеческие жертвы. Однако гнев Божий до сих пор не пал на головы куккулийцев.
Времена апостолов, творивших чудеса, давно прошли. Да и были ли они, те времена? Вера покинула Норик. Про нас же, лучших мужей, пусть болтают, что хотят. Да, мы ожидаем гибели своих городов за праздничными столами, увенчанные цветами, и с чашами в руках! Что с того? Пусть завидуют все, ибо мы живём здесь и сейчас – один раз.
А ты, прежде чем отвлекать занятых людей от дел по пустякам, должен был сначала обратиться к предстоятелю. Так по чину правильней будет. Как говорится, Богу – Богово, кесарю – кесарево.
– Не беспокойтесь. Обращусь.
Божий человек окончательно уверился в том, что разговор с декурионами у него не получился.
Северин стоял на коленях против церкви и молился. Он вздымал ладони над головой и, обращаясь к вырезанному на дубовой церковной двери кресту, отбивал истовые, до самой земли поклоны. Холодный дождь промочил его власяницу, волосы и борода от сырости слиплись в змейки. Голые ступни коленопреклонённого праведника торчали прямо из лужи. Лучшего места для сотворения молитвы Северин найти не смог.
– Эй, парень! Сейчас не то время, чтоб разговаривать с Богом. Гы-гы! – старик, закутанный в латаную-перелатаную пенулу*(лат. пенула – плащ без рукавов, обычно круглой формы, имеющий в центре вырез для головы; пенулу носили в основном селяне, беднота и рабы), сочувственно разглядывал странного человека, мокнущего почём зря под проливным дождём.
Между клочковатыми кустами седой бороды и усов, торчащих из-под накинутого на голову капюшона, чернел провалом беззубый, непонятно чему улыбающийся рот.
Божий человек ответил не сразу. Он, словно не замечая старика, продолжал своё общение с Господом, читая нараспев покаянный псалом. Или благодарственный? Старик плохо слышал. К тому же он был слегка пьян и, следовательно, весьма расположен к общению.
Наконец, псалом закончился.
– Чтобы восславить Господа, не нужно выбирать удобное для себя время. Дождь ли, снег – не всё равно? Разве такие мелочи, как непогода, смогут отвратить любого благочестивого от общения с Отцом своим небесным? Кто ты? Назовись, добрый человек.
– Я служу привратником в этой церкви. Увидев, что столь ревностный христианин страдает под холодным осенним дождём, сердце моё преисполнилось жалости. Войди в скромное жилище церковного сторожа, босоногий странник – дабы просушить рубище и обогреться перед огнём очага. Кружка доброго вина, кусок хлеба, да ломоть козьего сыра поддержат твои силы, а охапка соломы даст возможность преклонить на ночь голову. Большего я тебе предложить не могу, ибо, увы – старый привратник богат немногим более чем церковная крыса, гы! – сторож опять некстати рассмеялся.
– Спаси тебя Бог, добрый христианин! Ты – первый в этом, погрязшем среди греха сребролюбия городе, кто предложил мне пищу и кров, не забыв о Божьих заповедях. Вина мне не надобно, сыра тоже. Если только – кружку воды, да горбушку хлеба.
С чувством произнёсши слова благодарности, Северин направился в сторону убогой скособоченной хижины, что сиротливо приткнулась в углу церковной ограды – вслед за своим неожиданным благодетелем.
На следующий день праведник решил встретиться с местным предстоятелем, ибо, поразмыслив на досуге, решил, что последние слова куриала, хоть и мерзки, но не лишены логики. С кем, как не с духовным лицом, обсуждать духовные дела? Богу – Богово, кесарю – кесарево, да.
Поднявшись ещё до рассвета, первым делом Божий человек принялся взывать к небесам.
То была не простая молитва, коих за свою долгую жизнь привратник выслушал неисчислимое количество. Это было что-то иное – это была беседа с Богом. Именно беседа, а не выспрашивание милостей.
Старик заворожёно слушал и смотрел. С какого-то времени его охватило непреодолимое желание повторять за праведником вслед всё, что тот ни делал. Стоять на коленях, методично раскачиваться и вздымать руки высоко над головой, произносить завораживающие слова, осенять себя знаком креста и одухотворённо отбивать истовые поклоны.
Скоро уже старого пьяницу отпустила головная боль, а похмельная тоска его испарилась, сгинула с души, как роса с цветка на жарком солнце. Более того, вина ему уже не хотелось – и впервые за многие годы старик обошёлся без ежеутренней кружки своего непременного дешёвого пассума*(вино из сушёного винограда).
Привратник окончательно уверовал в необычайные способности чудаковатого гостя.
Ждать предстоятеля пришлось долго. Надо полагать, пастырь христиан Астура с утра был занят важными делами, ибо в пределах церкви он появился только после полудня.