Повешенный. Том II
Шрифт:
О, боже…! Перевожу дыхание и не могу сдержать улыбку облегчения. Но вовремя беру себя в руки — не стоит нервировать пристава своим радостным оскалом.
— Понятно. Ну, что: пойдемте тогда, спросим самого потерпевшего? Он позавчера пришел в себя и уже может разговаривать. Хотя… — задумываюсь я — индус же по-русски не слова не понимает, как вы с ним говорить будете? Подозреваю, что и галлийского раненный тоже не знает. У вас в управе кто-нибудь говорит на английском?
— Откуда… — морщится Шкурин — Мы Пажеского корпуса не кончали. А вы?
— Я-то язык знаю. Но как вы поймете, что
Пока Шкурин размышляет над моим каверзным вопросом и смущенно переглядывается с подчиненными, я быстро прогоняю в памяти обстоятельства нашего знакомства с гуркхом. Нет, с этой стороны, все как раз в полном порядке — меня он увидел только в Вологде, когда пришел в себя в первый раз. Слуги Бекетовым предупреждены, проговориться о моем участии в битве с бандитами они вроде бы не должны. Так, нужно срочно подключать Александра Ивановича!
— Василий Семенович, а давайте вы для начала документы этого иностранца посмотрите? Раненый-то никуда не денется.
— Бумаги у вас в номере?
— Нет, у дядюшки. Это же он его в лесу подобрал. А я сам индуса только в Вологде увидел, когда уже встретился с любимыми родственниками.
— Ваше Благородие, кажись регистратор Крынкин из губернаторской канцелярии немного разумеет по-англицки — вспоминает вдруг один из полицейских — третьего дня сам слышал, как он, выпимши, хвалился в трактире секретарю Ершову.
— Так что ж ты молчал, болван! Бегом за ним, и скажи, что дело не терпит отлагательств.
Проводив глазами подчиненного, пристав повеселел и бодро развернулся ко мне
— Что ж, Константин Михайлович, пока ждем регистратора, начнем пожалуй с документов.
…Если Бекетов и удивился нашему приходу, то вида не подал. Выслушал Шкурина и, молча, достал документы гуркха. Пока пристав внимательно изучал Путевой вид Рамы, Александр Иванович задумчиво глядел окно.
— Кому же ты так дорогу перешел, племянник, если на тебя, аж донос написали?
— Известно кому. Милену припугнуть не удалось, так решил мне мелкую пакость устроить. Просто соглядатай что-то подслушал под дверью, а что именно понять ума не хватило.
— И что же он услышал, если не секрет? — поднимает на меня глаза Шкурин.
— Да, какой секрет? Я предложил индусу поехать с нами и наняться охранником в нашу семью.
— Вот так, незнакомого человека, иностранца, сразу в дом брать?! Не боитесь?
— Нет, не боюсь. Понимаете, это редкая удача нанять гуркха охранником. Слава о них идет по всей Европе, потому что охрана — ремесло их племени. Прирожденные воины, они кристально честны и преданны своим хозяевам. Если бы не тяжелое ранение, этот гуркх тоже защищал бы своего хозяина, пока сам не погиб.
— Удивительные вещи вы рассказываете, Константин Михайлович! — пристав покачал головой — но откуда вы знали, что он этот, как его… гурх?
— Гуркх — поправил Шкурина — и сначала я, конечно, не знал, кого тетушка с дядей привезли в карете. А потом заглянул в его подорожный документ, а там русским языком написано: «выданного в Дели апреля 15 дня 1825 года за № 178, подданному царства Горкха, воину по имени Рама Джириш.»
— Ясно…
Шкурин уже понял, что донос оказался чистой воды поклепом,
— Ваши Сиятельства! Ваше Благородие! — угодливо заулыбался Крынкин — Чем могу быть полезен?
— Иван Осипович, я слышал, ты понимаешь по-англицки? Мне нужно допросить одного иностранца.
— Со всем уважением, Василий Семенович, однако боюсь, что толмач из меня никудышный — удрученно покачал головой регистратор — понимаю этот язык я с пятого на десятое, а говорю на нем и того хуже.
— А ты постарайся, братец, постарайся…!
…Последовавший за этим допрос Рамы напоминал разговор глухого с немым. И смех, и грех! Мне же еще и пришлось помогать Крынкину с переводом. Но хотя бы Шкурин окончательно успокоился, убедившись, что гуркха никто силой удерживать не собирается.
— Одного не могу понять — вдохнул пристав, выходя из флигеля для слуг — зачем этот донос? Неудобно как получилось…
— Мстит за то, что я его с крыльца спустил — пожал я плечами — Василий Семенович, а ведь я к вам шел, когда мы с вами встретились.
Поняв, что пристав чувствует себя немного виноватым, я воспользовался ситуацией и уговорил его помочь нам. Шкурин, вздохнув, согласился.
— Константин Михайлович, я конечно поздравляю вас с Миленой Силантьевной, но зачем так было спешить с женитьбой?
— А как я мог бросить в беде женщину, которая мне понравилась? Они же сожрут ее! Приехал бы в следующий раз, а она уже в лечебнице для сумасшедших, и девочки в сиротском приюте.
— Ну, не преувеличивайте!
— Так вы слуг сегодня в имении допросите, они вам назовут поименно тех, кто эту гнусность задумал. Похоже, среди Олениных и кроме Виктора негодяев хватает, просто он самый бойкий из родственников…
До имения Оленино мы добирались около часа, и удача, что даже крюк не пришлось делать — ехать как раз в сторону Ярославля. Свернули с наезженного тракта, проехали мимо озера и через березовую рощу, и вот уже впереди на пригорке показался господский дом. Места очень красивые, кругом луга и поля, но вот барская усадьба явно знавала лучшие времена. Правда, большой двор перед особняком выглядит аккуратно, даже беседка и клумба с цветами есть.
Мы с женой и девочками первыми подъезжаем к дому на любезно одолженной Брусиловыми дорожной карете — ближайшую неделю она в нашем полном распоряжении. Тетушка тактично решила немного погулять у озера, пока мы с Миленой разберемся с ее незваными гостями. Бекетов со Шкуриным тоже задержались, пообещав подъехать минут через пять-десять.
Сделав большой круг по двору, останавливаемся напротив крыльца. Слуга соскакивает с козел и распахивает дверцу, опуская подножку. Я неторопливо ставлю башмак на ступеньку, по-хозяйски окидывая оценивающим взглядом барский дом. Его не мешало бы перестроить, но вряд ли мы станем здесь жить. Может, вообще придется продать это имение. Посмотрим… Сначала нужно решить, чем займемся.