Повешенный. Том II
Шрифт:
А в своем последнем письме племянник и вовсе написал, что отказывается от наследства рода и просит Александра Ивановича более не рассчитывать на него. Считать данное письмо официальным отречением от рода. Мол, на днях он отплывает на корабле в Америку, без намерения когда-либо вообще возвратиться в Европу, и тем более на родину. Поскольку ему де, претят варварские порядки, установленные в царской России, и он не разделяет идей самодержавия, а тем более крепостничества. Республика — вот единственное приемлемое государственное устройство — и этим обусловлен его окончательный
А еще Константин упомянул какую-то секту, в которую он вступил недавно — «отказников». Александр Иванович навел справки в Министерстве иностранных дел: оказывается, в Европе, где хоть и реже, чем на Руси, но тоже встречались родары — придумали отказываться от них. Дескать, Бог задумал человека таким, каков он есть — и нечего улучшать породу, встраивая «звезды» в тело, продлевая жизнь. Все это от Сатаны. Ну не дураки ли? Понятно же, что это лишь продолжение зловредных идей якобинцев и масонов «о равенстве и братстве»! Отсюда видимо и отъезд племянника в Америку, где сейчас их главный оплот.
Именно после этого письма старший Бекетов решился на злополучную встречу с Павлом у князя Лопухина. Поддался на уговоры Машеньки, пересилил себя и отправился в столицу с твердым намерением примириться с внуком, которого не видел к тому моменту лет десять. И онемел, когда увидел перед собой блестящего капитана лейб-гвардии, во внешности которого больше не было ничего от Стоцких — сильная кровь Бекетовых перекрыла все их семейные черты! Александр Иванович, словно в зеркало смотрелся — рассматривал внука и видел в нем себя. Такого, каким он был лет сорок назад…
…От горьких воспоминаний его отвлек шум за окном. Выглянув во двор, Бекетов увидел, как кучер Еремей подогнал к крыльцу повозку, в которой только час назад приехала сестра
— Ты что это творишь, бестолочь? — возмущенно высунулся граф из окна
— Так это барыня Мария Ивановна приказали запрягать — развел руками дворовый.
Задохнувшись от негодования, Александр Иванович рванул из кабинета на поиски сестры. Ураганом пронесся по анфиладе пустынных комнат, где давно уже никто не жил, миновал просторную гостиную, мебель в которой укрывали полотняные чехлы, и наконец, ворвался в покои сестры. Маша в это время печально смотрела на портрет племянницы в серебряном медальоне, но увидев брата, тут же защелкнула крышку и сжала его в руке.
— Ты что задумала, а?! — возмущенно выдохнул Бекетов, отдышавшись — Неужто я тебе так ненавистен стал, что бежишь из родного дома?
— Мне нечего здесь больше делать, Саша. Поеду я.
— Сестрица, ты же только приехала, еще вещи толком разобрать не успела! Ну, хоть на пару дней задержись!
— Некогда, братец. Что-то тревожно мне на сердце, так и гонит меня назад в Старую Ладогу. Павлушеньку спасать нужно, а кроме меня ему теперь и помочь некому…
Мария Ивановна горько усмехнулась и вернулась к сборам, укладывая сверху в саквояж теплую шаль и закрывая его. Не оборачиваясь, напомнила брату:
— Ты только не забудь сжечь письмо покойного Володара, а то погубишь нас с Павликом.
Растерянный Бекетов рухнул в кресло и укоризненно посмотрел
— Зачем ты так со мной, Маша? Как с чужим…
— Ты и есть теперь для нас чужой, Александр. Мой брат, которого я прежде знала, никогда бы не предал родного человека ради своей гордыни. Прежний брат всегда был надежной опорой роду и семье. Он, но не ты. Ну, да бог тебе судья… Как приму постриг, буду истово молить Господа, чтобы простил и вразумил тебя.
Мария Ивановна обвела потухшим взглядом свои покои, машинально поправила букетик засушенных, блеклых цветов на туалетном столике, который стоял тут уже много лет, печально напоминая ей о прежнем счастье. Сестра словно и в самом деле, навсегда расставалась с родным домом и мирской жизнью.
— Пойду с дворней попрощаюсь, боюсь, не свидимся мы с ними более…
Александр Иванович до боли в пальцах сжал подлокотник кресла, представив, что вот-вот останется абсолютно один в этом огромном, пустом доме. Что единственный по-настоящему родной ему человек никогда больше не переступит порога их семейного гнезда. И тут же зажмурился, чтобы скрыть подступающие к глазам слезы. Да, что же это с ним? Неужто Маша во всем права, а он…?
— … Постой, Машенька — глухо проговорил Бекетов, решившись наконец — я еду с тобой. Только велю собрать вещи в дорогу.
Не говоря более ни слова, он поднялся с кресла и вышел в коридор. И уже оттуда разнесся по дому зычный голос Александра Ивановича, приказывающий слугам поторопиться со сборами.
Мария Ивановна выдохнула и без сил опустилась на кровать. Только сейчас она заметила, что все это время сжимала в руке медальон. Снова открыв его крышку, она устало улыбнулась портрету
— Вот так, Лизонька…! Мы еще поборемся за нашего мальчика. Бекетовы своих в беде не бросают…
Я проснулся оттого, что в дверь моей комнаты кто-то настырно скребся. Потерев спросонья глаза, глянул в окно — на улице начало светать, но все утопало в густом тумане, скрывая очертания окружающего леса, озера и даже бани на его берегу.
Прошлепав босыми ногами к двери, я отворил ее и недоуменно уставился на Котофея
— Тебе чего, мохнатый? На улицу, что ли выпустить?
Кот посмотрел на меня, как на идиота. Только что глаза не закатил и у виска лапой не покрутил. Ах, да… он же здесь хозяин, и в дом заходит-выходит, когда сам этого захочет.
— Тогда что? Есть хочешь? Мышей ловить?
Судя по выражению кошачьей морды, моя репутация неудержимо падала в его глазах. Еще немного, и котяра меня признает полным дебилом.
— Ну, не томи, а? — возмутился я, полностью проснувшись — Ты скажи мне, чё те надо, может дам, чё ты хошь?!
Кот по-хозяйски прошел через мою комнату и вспрыгнул на подоконник. Замер, настороженно прислушиваясь к звукам на улице — кисточки аж дыбом встали на его ушах. Я последовал примеру Котофея и тоже прислушался… Сначала ничего не услышал, а потом вдруг понял, что в тумане кто-то ходит по нашему двору. Лазутчик?! Этого еще не хватало!