Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева
Шрифт:
– Я Софоньку уберу, а рабочих наставлю.
– Да ты что, сдурел? Я вместе с рабочими тебя уберу.
– Но приезжай, разберёмся.
– Да так и будет.
Я приехал – Вася ишо был с нами, – спрашиваю у Софония, что случилось. Он толькя одно сказал:
– Я с Андрияном работать не буду. – И больше ничего не добился от него.
– Вася, рассказывай, что случилось.
– Брат, я не хочу в ето дело вмешиваться, но полником здесь Андриян виноват. Он принародно Софония ругал, а Софоний не вытерпел и схватился с нём, и дошло почти до драки.
– Ну, всё я понял, обычно одна и та же песня.
А вот и явился Андриян, и сразу:
– Мне Софонькю не надо, я на его место рабочих
– Андриян, Софонькю уберёшь, и я с нём уйду.
– А у вас всё заодно.
– Нет, Андриян, надо на поворотах потише, и для клиентов ни ты, ни я не гожие, а вот Софоний их привлекает. А етот магазин мой, он на меня оформлен.
– Ну и что, мы в другим месте откроем, и все клиенты к нам перейдут, ето уже случалось в Ла-Пасе. Я не хочу, чтобы вы здесь были.
– Как так? Я ишо из Аньелё говорил, что мы устроимся в Ринконе, а ты хотел открыть в Кутрал-Ко.
– Раз так, я уеду в Кутрал-Ко, открою ишо больше вашего магазина, рабочих наставлю, и у меня ишо лучше вашего пойдёт.
– Андриян, даю срок ровно месяц, и ты прогоришь.
Андриян слушать не захотел, собрался и всё. Я отдал ему арендованной грузовик и деняг, чтобы начал работать, и он уехал.
Мы остались с Софонием и спокойно продолжали работать. У нас работа шла хорошо, Никит с Марфой и Ларивоном снабжали нас овощами, а что не хватало, доставали в Неукене на оптовым рынке. Нам возил груз Карлос с Моникой и за провоз брал четыреста долларов, мы нанимали его два раз в неделю, а то и три раза. Карлос с Моникой были очень довольны, что у них работа появилась постоянно. Вот тут и появился Коля. Первы дни он вёл себя отлично, я очень был рад и даже стал расшитывать на него в будущим.
Пришла осень, всё застыло, я семью перевёз в Ринкон на ферму. Но Коля ни Софонию, ни Никиту не понравился.
– А в чём дело? – я спрашивал.
– А он нам всё на вред делает.
– Как так, я вижу, он старается угождает.
– Да, толькя тебе, а нам всё на вред делает.
Вон как, значит, надо проследить, и я стал всё присматриваться.
Андриян хвастает, что у него всё хорошо. Однажды попросил меня дать интервью в радио, я ето сделал. Да, у него народу много, но вижу, что он мало бывает в магазине. Я ему сказал: «Ето твоя ошибка», но он не послушал, так и продолжал. У него часто дети оставались одне, мы с Марфой за ето их ругали. Что же за мать, ей ничего не нужно про детей, она может детей оставить на произвол судьбы, а сама каталась бы с мужем, но ето недопустимо. Мне интересно, что она думает. Мы тоже детей оставляли одних, но ето была сэла проблема, Марфа никак не хотела оставлять одних, и каждый раз был спор с ней.
Вот пошли новости от Андрияна. Как он в магазине – заработки в день доходют до тысяча долларов, а без него двести – триста долларов. Я говорю:
– Андриян, воруют. – Он защищает своих рабочих. – Андриян, открой глаза.
Дома я стал замечать над Коляй. Он когда приехал, не курил, но, вижу, стал курить. В кухне всё грязно, хоть всё пропади, но он не подберёт. В магазине толькя старается работать лёгко и чистенькя, а всю работу грязну оставляет боливьянке Клети, а ета молодес, ей ничего не надо говорить, она сама знает и всё пашет. Что я заметил: Коля и правды при мне старается угодить, но без меня раздражительный и всё делает на вред Софоньке и Никитке. И ишо что увидел: он бреет всё своё тело, как женчина, и подход у него женский, на груди у него татуировка – трёхуголка и всевидящий глаз. Вот тут я задумался: значит, масон. Он часто стал уходить ночами бог знает куда.
Время шло. Карлос с Моникой стали просить меня, чтобы я помог открыть им магазин в Ринконе.
У меня есть замашка приезжать врасплох. Однажды приезжаю рано утром в понедельник, захожу – никого нет. Знаю, что Карлос с Моникой и дочерью в Неукене, оне позже приедут, но где Софоний с Коляй? Я стал подбираться в дому, и к восьми часам утра пришли Софоний с Коляй в дрезину пьяны. Я ето увидел, меня всего перекосило, я закричал: «Ето что ишо?!» Софоньке как следует попало, Коля закрылся, но я открыл дверь и твёрдо ему сказал:
– Что я тебе говорил насчёт моих детей? Ты слова не понимаешь? Дак вот, убирайся со дня отсуда, я развратников не выношу, и ты ето чётко знал! – Он промолчал и ляг спать.
Тут подъехали Карлос с Моникой, узнали, что случилось, стали меня уговаривать, но я заявил:
– Я всё прощаю, но разврат никак не прощу, да ишо касается моей семьи. И он чётко знал всё, ему было говорёно.
У Андрияна не пошло, деняг не стало и продукт исчез, всё рабочи обворовали. На вторым месяцы он прогорел, но мне не покорился, стал продавать в Аньелё, но день ото дня стало им чижалея. А у нас, наоборот, всё хорошо. Я уже стал потихонькю мебель покупать, стиралки, плитки, кровати, морозилку, четыре коровы дойных, пять поросят-маток, одного кабанчика племенного, одну корову уделили Андрияну.
Слухи прошли, что у Андрияна дети стали воровать деньги и ташшить в магазин. Андриян к зиме перешли в дом к одному испансу, но оказался он жулик. Однажды я приехал к ним, зашёл в дом, меня всего сжало: спят на полу, в дому холодно, вся грязны.
– Андриян, ты что, рази так живут!
– А что поделаешь?
– А куда у тебя вся енергия пропала?
– Сам не знаю, что со мною делается, ничего не мило, даже жить неохота. – Да, Андриян стал раздражительный, всё забывает и всё делает не так. Я посылаю его к психиятру, но он не слушает.
– Вот у нас на ферме дом большой, часть дома можете доржать.
Оне согласились, я их перевёз к нам и сказал Андрияну:
– Обрабатывай землю, сади на ней всю овощь, весь расход мой, а твоя работа. В чем нуждаетесь, я помогу. – Он согласился. Я его предупредил: в нашу семью не лезь.
К нам приехал брата Степана старшей сын Мефодий посмотреть, как у нас идёт работа. Но что мне не понравилось: на всё смотрит с завистью, бегает узнаёт, где арендовать магазин, и хвастает, что нашёл зало за тысяча пятьсот долларов и хочет открыть магазин кондитерской. Да, у него жена молодес, она хороша стряпуха, но он сам ни рыба ни мясо. Живёт неделю, две, три, не волнуется, она звонит: сидит без дров, а он – ему ето не касается. Однажды я привёз груз в субботу вечером, смотрю, оне сидят за столом и напитки открыты. Я заворчал:
– Ето что ишо, добры люди молются, а тут пьянка.
Коля скрылся у себя в комнате, Сафонькя сказал:
– Я не пил.
Мефодий возразил, Софонькя:
– Я не пил.
– Ето я пил.
– А что, ты не знаешь, чичас добры люди люди молются, а ты какой пример показываешь?
– А чё, я маленькя.
– Но я не хочу, чтобы в моим доме был разврат.
Он голос повысил, не признаёт вину. Я ему строго сказал:
– Я вам не Степан, вы его и за отца на шшитаете, но у меня не так, я быстро с вами рассчитаюсь. – Он сдал и заоговаривался, но я строго сказал: – Ты бы вечерню помолился и привёз к нам домой и выпил бы за столом – я бы и слова не сказал, но ты начал гулять с чернышами, и при Софоньке. Ето разврат. Сегодня можно тебе, а завтра и Софонькя тоже начнёт. В моим доме ето не будет, пока я живой.