Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари)
Шрифт:
– Вы и представить себе не можете, как мне неприятно… Но ведь это платье, нарочно приготовленное к первому дню Нового года! Я не посмела пренебречь таким даром и отдать его обратно. Хотела было, ничего никому не говоря, оставить платье себе, но госпожа наверняка обиделась бы… Потому и решила: покажу вам, а потом… - оправдывается она.
– Было бы крайне досадно, если бы вы оставили его у себя. Что может быть дороже такого дара для человека, рядом с которым нет никого, кто высушил бы его рукава (51)…
Больше Гэндзи ничего не мог сказать, а про себя с сожалением подумал: «И все же… Как неизящно сказано! По-видимому, эти строки - предел ее собственного мастерства. Дзидзю вряд ли допустила бы… По всему видно, что у нее нет даже наставника, искусно владеющего кистью».
Представив себе, каких мучений, какого умственного напряжения стоило дочери принца это письмо,
– Пожалуй, самым ценным даром можно считать именно стихотворение, - говорит он, рассматривая пожелтевший листок бумаги, и Таю заливается краской.
Из ларца торчат концы какого-то одеяния. Судя по всему, это нижнее платье модной расцветки [20] , но невероятно поблекшее, старинного покроя, а также темное - и с лица, и с изнанки - носи. И то и другое сшиты весьма дурно.
– «Что за диковинный наряд?» - думает Гэндзи и как бы между прочим пишет что-то на краешке развернутого письма… Таю заглядывает сбоку и видит:
«Вряд ли цветом своим, О шафран, ты прельстить меня можешь, Но скрасным цветком - Почему, я и сам не знаю - Расстаться никак не могу [21] .20
…платье модной расцветки (имаёиро)– скорее всего, темно-розовое
21
Вряд ли цветом своим…– В стихотворении Гэндзи говорится о цветке суэцуму-хана (букв, «цветок, у которого срывают кончик»), т.е. диком шафране. Ярко-алые рыльца и пестик этого цветка использовались для изготовления красной краски. В стихотворении Гэндзи - игра слов, основанная на совпадении звучания в японском языке слов «нос» (хана) и «цветок» (хана)
«Всегда ярко-алым мне этот цветок казался», но, увы…» (52)
«Очевидно, не без причины сетует он на красные цветы», - догадывается Таю, но, как ни жаль ей госпожу, чье лицо она не раз имела возможность видеть в лунном свете, стихотворение Гэндзи приводит ее в неописуемый восторг.
– Алый наряд, Один только раз окрашенный, Блекнет так быстро… Но все ж и его не стоит Молве отдавать на суд.Увы, тяжко жить в этом мире, - привычно, как бы между прочим, отвечает Таю.
Стихотворение ее не представляет собой ничего особенного, но Гэндзи снова и снова сокрушается: «Когда бы та сумела хоть так ответить…» Однако высокое звание дочери покойного принца Хитати требовало сочувствия, и менее всего ему хотелось, чтобы из-за подобных мелочей страдало ее доброе имя. Тут подходят прислуживающие в его покоях дамы, и Гэндзи говорит, вздыхая:
– Лучше спрячем это платье. Уж очень оно не похоже на обычное подношение.
«Для чего я показала ему? Теперь он и меня будет считать полной невеждой…» - Совсем смутившись, Таю тихонько выходит.
На следующий день Таю прислуживала во Дворце, и, заметив ее в Столовом зале [22] , Гэндзи бросил ей записку, сказав:
– Вот ответ на вчерашнее. Надеюсь, он не покажется слишком дерзким…
– Что, что такое?
– заинтересовались дамы.
произнес Гэндзи и вышел.
22
Столовый зал (дайбандокоро)– просторное помещение с длинными столами (дайбан), на которые ставили посуду и различные яства, прежде чем подать
23
Ах, и ту прекрасную деву забыв…– Возможно, отрывок из народной песни «Гора Микаса» («Микаса-но яма»), хотя в дошедшем до нашего времени варианте песни таких слов нет. Дева с горы Микаса– в этих словах содержится очень тонкий намек на дочь принца Хитати. Существует древнее предание, согласно которому бог Касуга, выехав из Хитати верхом на олене, остановился на горе Микаса. Это оказывается достаточным основанием для того, чтобы связать два названия между собой
Таю была восхищена, а не знающие, в чем дело, дамы недоумевали:
– Что же его так развеселило?
– Да ничего особенного. Верно, подглядел, какой оттенок приобретает нос у того, кто любит носить алое платье по утрам, когда выпадет иней… А как хороша его песня, не правда ли?
– сказала Таю.
– Но она более чем неуместна. Где он увидел здесь ярко-алые цветы? Вот если бы среди нас были госпожа Сакон или Хиго-но унэбэ… [24]– переговаривались так ничего и не понявшие дамы.
24
Госпожа Сакон или Хиго-но унэбэ– придворные дамы, скорее всего имевшие красные носы. Больше в «Повести о Гэндзи» не упоминаются
Когда Таю принесла письмо в дом дочери принца, дамы, собравшись в покоях госпожи, с восторгом прочли его:
«Немало меж нами Ночей, проведенных розно, Зачем же ты хочешь Нас отдалить друг от друга Еще на одно платье?» (53)Эти строки, начертанные весьма небрежно на простой белой бумаге, показались дамам верхом совершенства.
Как-то к вечеру, в конце года, Таю явилась в дом дочери принца Хитати с тем же ларцом, на сей раз заключавшим в себе праздничные одежды, очевидно приготовленные кем-то для самого Гэндзи. Там был один полный наряд, верхнее платье из бледно-лиловой узорчатой ткани, еще одно - цвета керрия и множество других вещей.
– Может быть, господину Тюдзё не понравился цвет посланного нами платья?
– догадался было кто-то из пожилых дам, но они тут же успокоились, решив: «Да нет, как можно, оно ничуть не хуже этого, такое нарядное!»
– А сколько искренности и простоты в стихах, сложенных госпожой! Ответ же господина Тюдзё пусть и искусен по форме… - переговаривались они.
Но госпожа, зная, каких трудов стоило ей собственное стихотворение, поспешила переписать стихотворение Гэндзи на отдельный листок бумаги и спрятала его.
Миновал Первый день года, а как на нынешний год намечено было провести Песенное шествие [25] , в столице царило обычное предпраздничное оживление, которое, однако, не мешало Гэндзи с сожалением вспоминать унылое жилище покойного принца. И вот на Седьмой день, как только закончились праздничные церемонии [26] и на землю опустилась ночь, он покинул высочайшие покои, сделав вид, будто идет в свою дворцовую опочивальню, а сам, как только совсем стемнело, отправился к дочери принца.
25
Песенное шествие.– Устраивалось в начале года. Группа певцов и танцоров три раза обходила императорский дворец, после чего до поздней ночи ходила по улицам столицы с песнями и танцами (подробнее см. «Приложение», с. 78)
26
…на Седьмой день, как только закончились праздничные церемонии…– На Седьмой день Первой луны во Дворце устраивали праздник Первых трав и праздник Белого коня. Оба имели магическое значение. Существовало поверье, что человек, отведавший в начале года каши из семи первых весенних трав и увидевший белого коня, на целый год застрахован от всяких болезней (подробнее см. «Приложение», с. 77)