Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари)
Шрифт:
Дочь кормилицы Саэмон, к которой после Дайни Гэндзи питал самую большую привязанность, прозывалась госпожой Таю. Служила она во Дворце, и отцом ей был Хёбу-но таю из Военного ведомства, благородный муж, в чьих жилах текла высочайшая кровь. Эта весьма бойкая юная особа нередко оказывала различные услуги и самому Гэндзи. Мать ее, став супругой правителя Тикудзэн, покинула столицу, и госпожа Таю жила в доме отца, откуда ездила во Дворец.
Однажды по какому-то случаю рассказала она Гэндзи историю дочери покойного принца Хитати, появившейся на свет незадолго до его смерти. Нежно любимая отцом, осталась она теперь одна на свете и влачила жалкое существование.
Весьма
– Не могу сообщить вам ничего достоверного ни о нраве ее, ни о наружности. Живет она замкнуто, сторонится людей. Я иногда захожу к ней по вечерам, и мы беседуем через ширму. Судя по всему, самым приятным собеседником она считает семиструнное кото, - рассказывала Таю, и Гэндзи заметил:
– О да, «три друга»… [3] Второй из них не пользуется особой приязнью у женщин.
– Затем он добавил: - Я хотел бы послушать ее игру, и если бы вы что-нибудь придумали… Отец ее, принц, был прекрасным музыкантом, полагаю, что и дочь должна выделяться среди прочих.
3
«Три друга»– цитра «цинь», вино и стихи, образ из стихотворения Бо Цзюйи «Три друга у Северного окна»:
«Сегодня, сидя у Северного окна, Себя спрашивал: «Чем бы заняться?» И, к радости немалой, нашел трех друзей. Три друга. Но кто же они? Смолкнет цитра, и ей на смену - вино. Уходит вино, а на смену - стихи. Три друга, сменяясь, приходят. И в их круговороте не замечаешь часов…»– Это так, но все же не настолько, чтобы угодить вашему вкусу, - отвечала Таю.
– Вы нарочно хотите меня раздразнить! Я отправлюсь к ней тайком в ночной час, когда луна скроется в туманной дымке. Постарайтесь и вы освободиться на это время от своих обязанностей, - просил Гэндзи, и госпожа Таю, подумав про себя: «Вряд ли ему это удастся», тем не менее в тихий весенний день, когда во Дворце не устраивалось никаких развлечений, приехала к девушке.
Отец госпожи Таю жил теперь в другом месте и лишь иногда навещал дочь умершего. Сама же Таю, не ужившись с мачехой, полюбила дом принца Хитати и частенько бывала там.
Так вот, в ночь, когда шестнадцатидневная луна была особенно прекрасна, Гэндзи, как и обещал, подъехал к дому, где жила особа, возбудившая его любопытство.
– Увы, в такую ночь трудно добиться чистого звучания!
– сокрушалась Таю, но Гэндзи не отступал:
– Пойдите к ней и попросите поиграть хоть немного. Слишком обидно уходить ни с чем.
Тогда Таю провела его в свои довольно небрежно убранные покои, а сама, встревоженная и смущенная, ушла в главный дом. Там еще не опускали решеток, и дочь принца Хитати любовалась садом, по которому разливалось благоухание сливовых цветов. «Какая удача!» - подумала Таю и сказала:
– Мне всегда представлялось, что в такую ночь кото должно звучать особенно прекрасно… Я все время занята и, заходя к вам, спешу уйти, потому, к сожалению, и не успеваю насладиться вашей игрой…
– О да, когда
Дочь принца тихонько перебирала струны, и чудесная мелодия, проникая сквозь занавеси, доносилась до слуха Гэндзи. Играла девушка не так уж искусно, но ее кото отличалось весьма своеобразным звучанием, и это сообщало музыке особую притягательность.
В унылом, запущенном жилище ничто не напоминало о тех днях, когда принц Хитати на старинный лад, в строгом благонравии воспитывал свою дочь, и могла ли она не печалиться теперь?
«Если верить старинным повестям, именно в таких местах и происходит самое трогательное», - думал Гэндзи. «Хорошо бы заговорить с ней», - пришло ему в голову, но, испугавшись, что она сочтет его слишком дерзким, он не двинулся с места.
Таю, особа весьма смышленая, решив, что не стоит утомлять его слух, сказала:
– Похоже, собираются тучи… Ко мне должен прийти гость, как бы он не подумал, что я им пренебрегаю… Надеюсь, что когда-нибудь мне удастся насладиться вашей игрой без спешки…
И, более не поощряя девушку, ушла к себе.
– Так быстро? Право, стоило ли вообще… Обидно! Разве за столь короткое время можно что-нибудь понять?
– посетовал Гэндзи. Судя по всему, он был не на шутку заинтересован.
– Раз уж я здесь, позвольте мне стать где-нибудь поближе и послушать, - просил он, но Таю, подумав: «Ну нет, именно теперь, когда пробудился в его сердце интерес к ней…», - ответила:
– Увы, существование госпожи столь непрочно, столь горестно. Я боюсь за нее…
«Разумеется, Таю права, - вздохнул Гэндзи.
– Надобно принадлежать к совершенно иному кругу, чтобы, едва узнав друг друга, пускаться в откровенно задушевные разговоры. Ее же положение слишком высоко».
– Все же постарайтесь как-нибудь намекнуть госпоже на мои чувства, - сказал он, весьма тронутый участью дочери принца. А поскольку ждали его и в другом месте, собрался уходить.
– Я всегда недоумеваю, слыша, как Государь изволит сокрушаться, пеняя вам за «чрезмерно строгий нрав». Сомневаюсь, что ему приходилось когда-нибудь видеть вас в этой простой одежде… - заметила Таю, и Гэндзи, повернувшись к ней, улыбнулся:
– Право же, не вам меня осуждать. Если уж мое поведение считать легкомысленным, то что можно сказать о некоторых женщинах?
Гэндзи нередко упрекал Таю в ветрености, и теперь, застыдившись, она не смела оправдываться.
«Может быть, подойдя к ее покоям, я что-нибудь и услышу», - подумал Гэндзи и тихонько прошел к дому. Решившись спрятаться за той частью ветхой ограды, которая еще сохранилась, он вдруг заметил, что там уже кто-то стоит.
«Кто же это? Какой-нибудь повеса, плененный дочерью принца?» - недоумевал Гэндзи и, отойдя, спрятался в тени.
А был это То-но тюдзё. Вечером он вышел из Дворца вместе с Гэндзи, но заметил, что тот, распрощавшись с ним, не поехал ни к министру, ни на Вторую линию. «Куда это он?» - Подстрекаемый любопытством, То-но тюдзё последовал за другом, хотя ему и самому было куда ехать. Он был верхом, на самой простой лошади, в скромном охотничьем платье - так мог ли Гэндзи его узнать? То-но тюдзё же, увидев, что Гэндзи вошел в дом не со стороны главных покоев, остановился в недоумении. Тут вдруг заиграли на кото, и он так и остался стоять, прислушиваясь и с нетерпением ожидая появления Гэндзи.