Повесть о потерянном времени
Шрифт:
Окутавшую Серегу дремотную идиллию вскоре прервал сонно хлопающий веками своих потухших в безвластии глаз «Буонапарте». Он коротко сообщил Сергею об изменениях, произошедших за последние три часа и, пошатываясь, видимо, от накатывающих и на него волн, излучаемых невидимым стариком Гипносом, пробрался в кабину соседнего «УРАЛа». Остаток ночи прошел относительно спокойно. Лишь когда уже вступил в свои права рассвет и половинчатый солнечный диск на мгновение замер над верхушками деревьев, в расположении роты неожиданно нарисовался посредник. Выглядел посредник достаточно бодро для столь раннего часа. «Небось, как завалился с раннего вечера в свою скрипящую от крахмала постельку в специально пригнанной для этих хлыщей машине обеспечения боевого дежурства, так только сейчас и очнулся от приступа возрастного энуреза», — зло подумал полусонный Сергей, докладывая посреднику обстановку по связи. «Так-так-так, — бодренько потер свои потные ладони посредник, — хорошо докладываете. А теперь пойдемте и посмотрим, каково же реальное положение дел». Посредник тут же принялся, как заводной, ползать по аппаратным, все обнюхивая на своем пути. Внимательно выслушивал доклады бодрящихся старших номеров дежурных расчетов, пару раз «бросил» вводную: «Пропало электропитание» и, оценив спорые действия бойцов по приведению в действие АБэшек, уже собирался было убираться восвояси, черкнув пару строчек в свой фискальный блокнот, но тут его ищущий взгляд упал на плохо замаскированную аппаратную «имени Захарука»:
— О-о-о!
— Так точно, это новая аппаратная, и она еще не включена пока в боевой расчет, — не моргнув глазом соврал Сергей, зобом чувствуя очередной подвох, заложенный в этот злополучный агрегат незадачливым Захаруком.
— Зачем же вы ее сюда пригнали?
— Для изучения боевых возможностей, товарищ полковник.
— Так-так. И мы посмотрим. Почему-то никто нам не докладывает.
— О чем докладывать-то, товарищ полковник. Дежурство здесь не несется.
— Как о чем? О ходе изучения боевых возможностей например. Ну нет… Тишина. А почему это у вас возбудитель не опломбирован?
— Это не возбудитель, товарищ полковник. Это приемник. А возбудитель — вот он, опломбирован свинцовой пломбочкой. Несанкционированный выход в эфир не возможен.
— А это что такое? — спросил пунцовый в своем внезапном конфузе полковник, обнаружив в углу полутемной аппаратной два контура спящих тел. Контуры тел спали, уронив контуры голов на узенькие столики автоматизированных рабочих мест номеров дежурных расчетов.
Внимательно приглядевшись, Сергею удалось идентифицировать принадлежность одного из контуров. Контур принадлежал телу замполита Зубчака. Голова тела упала на столик перед приемником, изрыгающим из своего электронного нутра «вражеский голос»: «Голос Америки» из Вашингтона, у нас восемь вечера, передаем последние новости. По свидетельству наших кремлевских источников состояние здоровья Генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Андропова по прежнему остается тяжелым…».
— Что это такое?! — свистящим шепотом повторил свой вопрос посредник, — это же исключение из партии и статья!
— Товарищ полковник, это все одобрено партией. Перед Вами наш ротный замполит.
— Замполит?! А это кто? — возмущенно загремел посредник, тряся за плечо дремлющего сидя рядом с замполитом бойца, — замполит, разлагающий личный состав?! Где такое видано?!
— Изучаю змеиную сущность вражеской идеологической машины, распространяющую тлетворное влияние Запада на неокрепшие умы молодого поколения советских граждан, товарищ полковник, — испугано зачастил мгновенно проснувшийся Зубчак.
— Это Вы своему политическому начальству будете рассказывать, — взвизгнул посредник и загромыхал по железным ступеням аппаратной. Через некоторое время его по-штабному пижонская фуражка возмущенно исчезла среди высокого папоротника лесной чащи.
— Да-а-а, похоже, что влип, очкарик, — растерянно проговорил замполит, — теперь раструбят на весь наш центральный узел.
— Не переживай, может еще обойдется, — посочувствовал Сергей замполиту, хотя очень не любил эту армейскую прослойку, сплошь и рядом состоявшую, в основном, из патологических болтунов, бездельников и доносителей, — попробуй сработать на опережение. Сходи сразу же к батальонному своему шефу-замполиту и поговори с ним на своем политическом языке.
— Пожалуй, так и надо сделать, а то сейчас переврет все, полкан этот невменяемый, — встрепенулся Зубчак и по-заячьи зарысил по росистой тропинке в сторону тылового района.
Меж тем, полевой узел продолжал жить своей жизнью, ставшей уже обыденной даже за такой короткий отрезок времени. То затихала, то разгоралась с новой силой интенсивность радиообмена в сетях и направлениях. Изредка в расположении узла появлялись заспанные и икающие вчерашним спиртом посредники, подбрасывая то одну, то другую вводную, принуждая отдыхающие смены рыскать с примитивными рамочными пеленгаторами по окрестному лесу в поисках забрасываемых передатчиков помех (ЗПП). Видимо, по действующей в те времена военной доктрине наши забугорные противники в военное время должны были метать в наших военных эти передатчики с высоко летящих самолетов или даже со спутников, дабы ухудшить качество нашей помехоустойчивой связи. Ведь, как известно, потеря связи — это потеря управления войсками, силами и оружием. А этим гадам только и надо было всегда, чтобы у нас ничего не управлялось. Непонятно только: зачем они этого все время добиваются? Супостаты ведь до сих пор так и не поняли, наверное, что когда мы становимся неуправляемыми, все для них может еще страшней обернуться. Все может просто-таки выйти им очень толстым и жестким боком! Но это их проблемы. Не надо на этом останавливаться и подробно им все это объяснять. Может, это наша военная тайна, которую не выдал когда-то Кибальчиш. А мы сейчас возьмем сдуру, да и все выложим. Лучше поговорим о наших официальных документах. Например, о той же военной доктрине. Эта доктрина, наверное, все же не до конца учитывала возможности наших противников в радиоэлектронной борьбе. У супостатов ведь уже в то время были более совершенные комплексы радиоподавления. По всему миру у них уже тогда вовсю «АВАКСы» разлетывали. Не стали бы уже они, наверное, заниматься такой фигней как метание этих примитивных «радиодротиков» для нарушения доблести нашей связи. Это для них был бы уже позавчерашний век. А вот зная наше серьезное отношение к этим примитивным ЗПП, — это было вполне возможно. Вполне возможно, что они стали бы метать в нас этими отстойными предметами исключительно для изматывания нашего личного состава на пересеченной местности с рамочными антеннами в посиневших руках. Просто из врожденной в них вредности стали бы метать. Но посредникам этого было не понять. Тем более, что в мирное время им эти ЗПП приходилось всюду метать самим. Вместо супостатов трудились они в мирное время в поте своих строгих лиц, а потом требовали такой же самоотдачи от других. И не могли они поступать иначе. Действительно, не могли же они, затратив столько труда на то, чтобы раскидать эти зловредные для окружающей среды ЗПП по всей округе, после этого распорядиться относительно того, чтобы все сохраняли спокойствие, чтобы никто и никуда не бегал, чтобы все берегли силы для более важных дел и не обращали на эти гнусные устройства абсолютно никакого внимания. Не могли посредники этого допустить и по причинам «шкурного» характера: ЗПП, они ведь тоже денег стоили, и за потерю «радиодротиков» эти же деньги могли вычесть из денежного содержания самих проверяющих. Поэтому они до потери своего пульса изматывали так называемые отдыхающие смены радистов до тех пор, пока последний запрятанный ими в лесной чаще ЗПП не будет найден.
А еще посредники очень любили бороться с диверсантами и устраивали иногда настоящую игру в «войнушку». При этом одна группа отдыхающих бойцов («наших») рыла за спрятанными в лесу аппаратными окопы полного профиля и строчила оттуда из автоматов холостыми патронами по нападающим из леса, таким же, как и они, отдыхающим бойцам-«диверсантам». «Диверсанты» вырисовывали на мордах своих лиц зверские выражения и тоже всегда строчили из автоматов, но почему-то постоянно оказывались побежденными и, в конце-концов, с позором ретировались в лес, унося на плащ-накидках условно раненых своих сотоварищей по военному бандитизму. А потом все эти «отдохнувшие» воины принимали дежурство в радиосетях и, с трудом что-либо соображая, «радиообменивались» со станциями старших штабов. Обменивались, допуская громадное количество нарушений правил радиообмена и зарабатывая штрафные очки у «смотрящих за эфиром» служб контроля безопасности связи. А на станции подчиненных штабов радиотелеграфисты-«наши»
Дней через семь после наступления последней стадии обыденности, в период, когда затеи изобретательных посредников начали повторяться и перестали кого-либо удивлять, большинству батальонных военных стало вдруг хотеться как можно быстрее совершить действо, называемое у военных «вернуть все взад». Выполнив план проведения ратных своих игрищ, военные с нетерпением ждали команды на безжалостное сворачивание того, что они совсем недавно развернули, и было им всего этого абсолютно не жаль. Но это касалось большинства военных. Были и исключения. Исключения составляли «космонавты», руководимые капитаном Андреем Поникаровым, и радиорелейщики прапорщика Замутянского. Эти два коллектива уезжать никуда не хотели. Куда им было спешить? Посредники не докучали этим военным своей назойливостью, так как понимали, что если на этих участках организовать какую-нибудь непродуманную вводную, то можно очень даже запросто на долгое время лишить связи верхнее руководство. А это, как показывал накопленный с годами опыт, было чревато до чрезвычайности. Если какому-нибудь старшему воинскому начальнику вдруг не удастся с утра доложить мужественно-бодрым голосом о своих ратных подвигах еще более старшему воинскому начальнику («Воюем, товарищ генерал. Трудно, конечно же. Личный состав обучен очень слабо. Приехали сюда вообще придурки-придурками. Да, да сейчас уже удалось кое-чему научить их») или, еще того хуже, не удастся ему вдруг вечером за билиардной партией дозвониться до своей супруги или любовницы («Как дела, милая? Да нет, это не настоящие выстрелы, не волнуйся. Это холостые снаряды и мины тут повсюду падают. Почему так громко? Так ведь все ближе и ближе ложатся они. Пристрелялись, гады. А ты как думала? Мы же не в бирюльки тут играем!») — все, хана учениям. Всех военных (и посредников тож) срочно построят и дадут в руки кабель как при штурме Сиваша в далекую гражданскую войну. Кабель протяженностью до первой точки привязки к сельской телефонной сети.
Такого развития событий никто не желал. Поэтому-то «космонавтов» с «релейщиками» никто и не тревожил. И они этим обстоятельством прекрасно пользовались. Единожды отъюстировав свои антенны, настроив аппаратуру и сдав каналы на кросс, капитан и прапорщик уже пятые сутки плавно покачивались в штатных гамаках своих VIP-овских аппаратных, лениво пожевывая приносимую бойцами лесную пищу. Бойцы редко доставляли своим командирам что-нибудь из полевой столовой, потому как всегда были озабочены состоянием командирских животов. И их можно было понять: если в животе у командиров все в порядке, то отдельные мелочёвые отклонения от строгих законов военной службы, периодически допускаемые воинами срочной службы, ни коим образом не угнетают их. А вот если живот командирский пуст, или же в него чего-то не то попало — пощады не жди! Вот и тащили воины из окрестного леса все, что там бегало и росло. Тащили, все тщательно промывали или жарили на огне и подавали в командирские гамаки. А лениво пережевывающие дары леса командиры лишь изредка соскакивали вниз для оправления нужд, присущих всему человечеству, или же (исключительно с целью предотвращения образования сетчатых пролежней) для ловли ротанов в соседнем болоте. Особенно в этом деле преуспевал капитан Поникаров. Еще бы — это был один из самых опытных офицеров батальона. В своем гордом звании он пребывал уже пятнадцать лет, за что за глаза его частенько звали «пятнадцатилетним капитаном». Для смеха, конечно же. Его образ никак не ассоциировался с малолетним капитаном из известного романа Жюля Верна. Бурный карьерный рост капитана объяснялся его особыми методами работы с личным составом. В прошлом неплохой боксер, он очень хорошо владел хуками с обеих рук и если какой-нибудь из бойцов начинал наглеть в ожидании близкого дембеля или еще по какому-либо возрастному поводу, то Поникаров некоторое время выдерживал паузу, а потом, улучив момент, когда свидетелей было поменьше, тихо подходил к оборзевшему воину вразвалочку доверительным и коротко шепотом произносил: «Жало!» «Что-что?» — переспрашивал боец, вытягивая шею в сторону капитана, пытаясь его понять, и тут же получал короткий хук в челюсть. В первом кадре своего очнувшегося сознания проштрафившийся боец обычно видел добродушное, улыбающееся отцовской улыбкой лицо Поникарова: «Проснулся, сынок? Ты вот что…, ты так больше не делай. Нехорошо это». И что самое странное бойцы после хука понимали своего командира с полуслова! А вот замполиты — нет, не понимали они капитана (видимо, потому как не было произведено в их отношении хука. Ведь хук в отношении замполита — это целое политическое дело, а политикой Поникаров не интересовался). Не понимали замполиты капитана-новатора и все время бубнили что-то про недопустимые методы воспитания и о том, что эти методы являются несовместимыми с моральным обликом строителя коммунизма. И хотя сам Поникаров в строители коммунизма никогда не метил, замполиты неуклонно хотели его к этому моральному облику подтянуть. Он сопротивлялся, а замполиты, видимо, в отместку, не подписывали ему представление на следующее воинское звание. Так и ходил он капитаном, поначалу с завистью поглядывая на своих однокашников-полковников. Но это только поначалу. Поначалу он даже пытался под этих самых замполитов хоть как-то подстроиться и проводить воспитательную работу строго «по Уставу». Ничтоже сумняшись, он брал с канцелярской полки увесистый томик Уставов, приставлял к челюсти нашалившего и плохо поддающегося словесному воспитанию бойца, тщательно прицеливался и молниеносно производил свой отработанный годами хук. Хук производился исключительно по Уставу, но боец все равно чувствовал после этого себя не очень хорошо и некоторое время отдыхал, приходя в сознание, лежа на жестком канцелярском полу. И это опять не нравилось замполитам! «Как? Я же производил действия строго по Уставу! А как же наш армейский лозунг: «Живи по Уставу, завоюешь честь и славу? Где же они? Эти честь и слава?» — принимался было возмущаться на служебном собрании оскорбленный гнусными наветами Поникаров. Но замполитов словами было не пронять, и очередное звание в очередной же раз Поникарову почему-то не присваивалось. Больше Поникаров не знал, как этим чванливым замполитам еще можно было угодить, и вскоре он перестал вообще обращать на них какое-либо внимание. И завидовать своим однокашникам-карьеристам тоже в это время перестал он. «Чем мельче на погонах звезды, тем чище совесть», — часто любил говаривать он.