Повесть о потерянном времени

Ненадович Дмитрий Михайлович

— Так что? Мне отъезжать?

— Конечно, не загораживайте выезд дисциплинированным водителям и бегите к своему шефу с объяснениями. Только на этот раз не врите — бесполезно. У меня много свидетелей. А так прямо и объясните товарищу генералу-полковнику: мол, так и так, из-за своего личного разгильдяйства… Мол, готов Вас нести на себе, но боевую задачу выполнить. Ну и так далее. Вы же, наверное, знаете, что нужно говорить в таких случаях. Недаром ведь Вы уже целый ефрейтор.

Выслушав капитана с нетерпением на лице, наглый и лживый насквозь водитель отогнал «членовоз» от ворот и принялся куда-то названивать с одного из висящих на стене «дежурки» телефонных аппаратов.

Надо отметить, что по количеству этих аппаратов автопарк не уступал крупному междугородному переговорному пункту. Видимо, это можно было объяснить обилием больших начальников, служебные машины которых гнездились в этом парке. Таким образом, получалось, что у каждого «шишкарского» водилы был свой личный телефон, по которому он мог запросто позвонить шефу и о чём-то с ним поболтать (ну, если, положим, не наболтался с ним по каким-либо причинам в машине). Вот, похоже, этим сейчас и занимался оборзевший воин, что-то бубнивший в трубку телефонного аппарата и время от времени указывающий своими бесстыдными глазами на капитана абоненту, видимо, дрожащему от возмущения на другом конце провода.

Вскоре после того как развращённый понтами воин, повесив трубку, важно прошествовал обратно в автомобиль, абонент позвонил Сергею сам. К капитану, продолжавшему стоя у ворот просматривать «путёвки» подъезжающих водителей, из дежурки выскочил один из прапорщиков-помощников.

— Там, срочно…, — захлёбываясь от волнения лепетал прапорщик, указывая на «дежурку».

— Да что с Вами? Случилось что-то невероятное? — голосом Мюллера из кинофильма «Семнадцать мгновений весны» спросил прапора капитан. — Мы наконец заняли Москву?

— М-ми — трофанов на проводе…

Оставив прапора за себя, капитан неторопливо проследовал в дежурное помещение. На крышке его стола в напряжённом ожидании лежала снятая телефонная трубка. Прислонив трубку к уху, Сергей представился:

— Дежурный по автопарку, капитан Просвиров.

— Где моя машина, товарищ капитан?

— А Вы, простите, кто?

— Фуй в пальто! Вам что, не доложили?!

— Нет, насчёт фуёв ничего не слышал, но с фуями — это не ко мне. Тут я не считаю себя достаточно компетентным специалистом. Так…, пользуюсь иногда, но чтобы серьёзно изучить…, всё времени не хватает. Так что, боюсь, что ничем помочь Вам не смогу. Перезвоните, пожалуйста, в медсанчасть доктору урологу. — Произнеся эти разумные и, самое главное, вежливые слова Сергей деликатно положил трубку на рычаги телефонного аппарата. Он быстро вернулся на своё прежнее место. Надо же было: «Самолично! Персонально! Лично, бля, каждую!» Подойдя к воротам, капитан с удивлением обнаружил стоящий около них «членовоз» с просматривающейся сквозь лобовое стекло знакомой, но уже значительно менее наглой харей. Теперь её, хоть и с некоторой натяжкой, даже можно было уже назвать рожей.

— Вы уже успели всё дооформить? — удивлённо спросил капитан у ещё не полноценной рожи. Неужели Вы побежали за оболганным Вами прапорщиком в столовую? Как Вы только снизошли до такого? И у прапорщика совершенно случайно оказался с собой заветный штамп?

— Да ничего у него не оформлено! — Возмущённо потрясая мятой «путёвкой» ответил за рожу прапорщик-помощник.

— А чегой-то Вы тогда опять сюда припожаловали? — изобразив крайнюю степень удивления на лице спросил у рожи старлей.

— А Вам что, разве не звонили?

— А кто мне должен был звонить?

— Как кто? Генерал-полковник Митрофанов!

— Да нет. Мне такие видные советские военноначальники никогда не звонят. Вот всякая «шелупонь», та докучает постоянно. Вот и сейчас кто-то из «шелупони»

звонил, но не представился. Но это точно не Митрофанов. Кто-то ошибся номером. Хотел, видимо, в поликлинику позвонить, насчет здоровья своего члена поинтересоваться: анализы там и всё такое, а попал ко мне. Так что езжайте-ка отсель, любезнейший, и не раздражайте меня. Мне нельзя волноваться. У меня слабое сердце.

Водила отъехал на прежнее место и тут же вновь бросился к индивидуальному телефонному аппарату. К этому времени поток автомобилей, выезжающих для развоза тел видных советских военноначальников окончательно иссяк, и капитан направился в «дежурку» дабы ополоснуть перепачканные дешёвой типографской краской руки и проследовать после этого на честно заработанный завтрак. Но в «дежурке» его вновь поджидали напряженно молчащая трубка и испуганные глаза прапора, безмолвно на неё указывающего своим дрожащим в испуге перстом. Словно заразившись этой непривычной для «дежурок» тишиной, капитан, не говоря ни слова, взял трубку и уже не счесть который раз за эти никак не кончающиеся сутки устало представился:

— Дежурный по автопарку, капитан Просвиров.

— С Вами разговаривает начальник Главного штаба Ракетных войск стратегического назначения генерал-полковник Митрофанов.

— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник!

— Где моя машина?

— В парке, товарищ генерал-полковник!

— Как в парке?!

— Докладываю, что у Вашего водителя отсутствует оформленный в соответствии с действующими нормативными документами путевой лист и выпустить Вашу машину из парка с таким разгильдяем за рулём я не могу, потому как считаю это должностным преступлением.

— Бестолковость моего водителя — это не Ваше дело! Чтобы через пять минут машина была у моего подъезда! Слышите Вы меня?! Сгною! В Читинскую армию… Пять минут! — раненой белугой взревел явно раздражённый чем-то начальник и бросил трубку.

Капитан ещё некоторое время недоумённо повертел в руках часто пикающую трубку и затем аккуратно водрузил её на рычаги аппарата. «И чего так нервничать? Так переживать? Может у него что-то случилось в семье? Да, нет, по всему видать, что переживает о службе. А чего переживать, собственно? Ну приедешь ты на работу на час позже… Кто же тебя ругать-то будет? Ты же целый генерал-полковник! Это вот если я с утра куда опоздаю, то начинается шоу с вопросами, типа: «Опять проспали? У Вас, что жена молодая?» И улыбочки… А тут-то. — размышлял про себя капитан.

В этот момент в проёме форточки «дежурки» возник глаз прапорщика-помощника (морды лиц у большинства прапорщиков имели такие размеры, что обозреть их сквозь форточный проем было делом нереальным):

— Товарищ капитан, там опять этот подъехал…

— И чего у него с путевым листом?

— Всё по-прежнему.

— Ну и пусть себе катится на прежнее место.

— А как же Вы? Может всё-таки выпустить этого поганца?

— А что я?

— Как это что? Я даже на улице слышал, что Вам Читой угрожали…

— Ну, если после каждой угрозы заполнять штаны не переваренным до конца содержимым желудка, то службу надо немедленно прекращать. А у меня, ко всему прочему ещё и желудок пуст… И рад бы обосраться, да нечем. Со вчерашнего дня во рту даже маковой росинки не побывало. Пойду-ка я, пожалуй, чего-нибудь клюну.

— Нет-нет, товарищ капитан, пожалуйста, не уходите. Сейчас здесь такое может начаться! — глаз прапорщика умоляюще мигал из форточки капитану.

— И что теперь? Умирать от голода? Мне теперь здоровье для службы в Чите надо копить. Туда ведь ещё попробуй-ка, доберись… А ещё столько служить до пенсии…