Повесть о потерянном времени
Шрифт:
Капитан, конечно же, и не собирался никуда уходить до разрешения возникшей ситуации, но поддержание прапоров в состоянии напряжения входило в его служебные обязанности. Их всегда надо было держать в тонусе. Отсутствие карьерной мотивации постоянно подталкивало многих представителей этой категории военнослужащих к различного вида, расслаблениям, наносящим прямой ущерб строгой военной службе. Капитан посмотрел на часы. Обещанные пять минут спокойной жизни истекли. На столе разбуженный электрическим сигналом вновь призывно заверещал телефон. Сергей поднял трубку и представился. В трубке некоторое время что-то
— Товарищ капитан, доложите, где находится моя машина?
— С кем имею честь?
— Не ёрничайте, капитан!
— Ну, во-первых, не «капитан», а товарищ капитан, а во-вторых, с подобным вопросом к дежурному обращается очень большое количество заинтересованных лиц, и я не имею возможности различать их всех по голосам. Тем более, что Ваш голос я слышу впервые, хотя интонации довольно знакомые. Так что, извольте представиться.
— Гх-м, генерал-полковник Митрофанов. — Каким-то упавшим (и враз ставшим похожим на человеческий) голосом ответила трубка.
— Товарищ генерал-полковник! Докладывает дежурный по парку капитан Просвиров: Ваша машина находится в парке по причине не готовности к рейсу!
— Товарищ дежурный, Вы понимаете, что я опаздываю на совещание к Главкому? — голос генерала приобрёл обречённо-просительные оттенки.
— Никак нет, впервые об этом слышу, но сути дела это не меняет: машина не может быть выпущена из парка.
— Вот сейчас опоздаю, и что я буду ему объяснять? Что какой-то капитан не выполнил моего прямого указания?
— Ну, опять же, не «какой-то капитан», а товарищ капитан. А что касается невыполнения прямых указаний, то я в данный момент подчиняюсь дежурному по гарнизону, а он мне по Вашему поводу ничего ещё не говорил. Кроме того, в данный момент я имею дело не с живым военноначальником, а с неким голосом из телефонной трубки. Вот Вы представляетесь генерал-полковником, а на самом деле Вы вполне можете быть агентом вражеских спецслужб, готовящим какую-нибудь диверсию на наших дорогах. Кстати, перевернувшийся недавно самосвал — это не Ваших ли рук дело? — неожиданно даже для себя вдруг перешел в наступление капитан, глубоко уязвлённый определением «какой-то».
— Какой ещё самосвал? Вы что там, бредите? — оторопело произнесла трубка.
— Вот-вот, я всё больше убеждаюсь что Вы — агент. Про случай с самосвалом у нас знают все. В том числе и Главком. А Вы вот не знаете. Вас, что, только что забросили? Забросили и не проинформировали насчёт самосвала? — несло дальше Сергея.
— Да вы что? Вы, наверное, пьяны?! — Голос в трубке уже был полон озабоченности.
— Не наверно, а точно. Выпил, знаете ли, с устатку, а закусить ещё не успел: никак на завтрак попасть не могу. Так что Вы правы: дежурный пьян. И это правильно. А как ещё можно нести службу в этом автопарке? Когда все кто попало беспрерывно звонят и невесть что требуют. И всё время грозятся куда-то сослать. Я за сегодняшний день уже и под Читой, и под Оренбургом послужил. Так что без стакана здесь никак нельзя — через полчаса можно погибнуть от стресса.
На последнюю тираду капитана телефонная трубка отозвалась возмущенными короткими гудками. «Ну вот, обиделся. Трубку бросил. Теперь, наверное, уже никогда
— Вы что? Это же генерал-полковник! Это же начальник нашего самого Главного штаба!
— Этого я не могу знать. Лично не знаком, а голос у абонента довольно подозрительный. Вражеский, можно сказать, голос. И про самосвал ничего не знает.
— Какой ещё голос? Причём тут самосвал? Вы почему машину не выпустили?
— На путевом листе отсутствует подпись начальника КТП, товарищ генерал!
— А на хер она там нужна?!
— Так Вы же меня вчера сами до синевы инструктировали…
— Молчать! Где машина?
— Я здеся, — пискнул из-за ворот парка вновь подъехавший к ним боец.
— Выпускайте!
— Одну минуточку, товарищ генерал, — капитан вырвал из рук водителя злополучную «путёвку» и протянул её генералу, — распишитесь, пожалуйста.
— Я? За какого-то прапорщика?
— Вот и Вы: «за какого-то». За обычного прапорщика, в отличие от меня вовремя убывшего на завтрак. Ответственность-то должна быть документальной. Некоторые-то у нас горазды ведь устные приказы раздавать, а когда дело доходит до прокурора, так сразу идут в «несознанку». Вы же сами недавно говорили…
Генерал, припертый к стенке своими же высказываниями, произнесёнными накануне, молча подписал мятую бумаженцию. Капитан тут же передал её бойцу и отдал распоряжение на выпуск машины из парка. Генерал уже было направился к своей машине, когда его по всей форме окликнул один из прапорщиков-помощников, как ошпаренный выскочивший из «дежурки». Прапорщик сообщил ему, что только что звонил генерал-полковник Митрофанов и просил передать, что старшим своей машины он назначает лично генерала Белуху. Генерал сплюнул, угрюмо посмотрел на капитана, но ничего не сказал и, заняв место старшего в машине главного штабного начальника, стремглав укатил, дабы поскорее предстать «пред ясные очи». «Тоже, наверное, обиделся на меня, — думал капитан на пути в столовую, — а ему-то чего обижаться? Сам же говорил…».
Эти произошедшие в автопарке приключения каким-то чудом впоследствии никак не отразились на капитановой судьбе. По крайней мере, в Читу его не сослали. Скорее всего, это чудо произошло потому, что сменивший Сергея в наряде капитан что-то перепутал от усталости и прислал за напарившимися в бане Главкомом старый «убитый» «ЗИЛок» с обшарпанным и пропахшим курами кунгом. В разразившемся скандале про капитана попросту забыли и всё закончилось для него благополучно. Благополучно всё обошлось и с генералами. Генерал Белуха не стал полковником, а самый главный штабной начальник даже стал вскоре Главкомом, сменив на посту военноначальника очень не любившего посещать курятники, особенно если это предлагалось сделать сразу же после бани.