Повесть о смерти
Шрифт:
– Лиза? – на скамейке рядом с подъездом сидел Александр Александрович и курил сигарету, впрочем, завидев меня, он потушил ее о скол асфальта, валявшийся рядом и выбросил окурок в мусорное ведро.
– Здравствуйте, – я весело улыбнулась, все же ощущая некоторую неловкость.
– Как написание сочинения? – мужчина смотрел внимательно, а я улыбнулась еще шире своими кривыми зубами.
– Лучше некуда, и… Я помню, вы говорили, что мы можем бать книги с полки… И я решила взять одну, – тогда я безразлично пожала плечами, будто ничего меня не тревожило.
– И какую же? – Александр
Я чуть не задохнулась от возмущения. Ведь в тот миг мне сразу стало понятно, что книга оказалась там не случайно:
– Вы… Вы специально положили эту книгу на самую видную полку!
Учитель глухо рассмеялся, от него повеяло недавно выкуренной сигаретой.
– Верно, – он поднял руки вверх, как бы говоря, что сдается, – ты ведь на уроках так рьяно защищала Роулинг, что я понял, эта книга должна быть твоей. Думаю, это действительно так.
– Я прочитаю ее и верну, просто такое старое издание. Первое издание, представляете?!
– Да, – он снова улыбнулся, – и именно поэтому ты можешь его забрать себе.
– Разве это не библиотечные?
Александр Александрович молчал и загадочно улыбался.
– Так это все ваши?!
– Все до единой. Я лишь хотел, чтобы подростки читали…
– И вы ничего не имеете против такой «детской» литературы? – я приподняла брови.
– Вовсе нет. Я не говорю, что «Гарри Поттер» мне нравится. Я не говорю, что это гениальное произведение. Я не говорю также, что это плохая книга, потому что это всего лишь не моя книга, понимаешь? Если человеку не нравится читать, скорее всего, он еще не нашел ту самую книгу, которая бы заставила его влиться в книжный мир.
– И даже если…
– И даже если это детская сказка, – он поднялся скамейки, – хотя, разумеется, это не так.
– Но Вы всегда говорили… Говорили, что сказочные истории – это просто сказки… – начала я.
– Слова – пустота по своей сути. Никогда не слушай никого. В том числе и меня. Ну разве что на уроках.
Он подошел к подъезду и обернулся.
– Я могу ожидать гениального выступления на литературном вечере от… От одной из самых талантливых учеников школы номер тридцать восемь?
Я задумалась на секунду, стоит ли называть то, что я написала гениальным?
– Да.
– Всё будет хорошо, – мужчина сильнее сжал руку дочери.
Я, закусив губу, привстала на носочки и увидела, как женщина тепло улыбнулась и села у ног отца.
Какого это, терять человека?
Не терять человека после очередной сцены ревности… Не терять его после ссоры, которая была совсем необязательной…
А терять его так… Держа за большую, хоть уже и не особо сильную ладонь. Зная, что, пожалуй, на этом все.
Какого это, терять человека так.
Понимая, что этот вдох для него последний. Эта звездная ночь, усыпанная осколками разбитых сердец для него последнее, что он увидит в закрытое окно перед тем, как закрыть глаза.
Закрыть
Я тихо, чтобы меня никто не услышал, спустилась со скамейки, и молча подняла голову к небу. Я никогда не любовалась звездами, и никогда не видела в них ничего романтичного. Но сегодня эти горящие газовые шары вызвали у меня даже подобие улыбки. И все-таки это было красиво. Постояв еще немного, я двинулась дальше. Сегодня ночью вы должны увидеть больше историй.
Глава 3.
Во дворе по-прежнему было тихо. Тихо настолько, что в голове стоял невыносимый писк, а мысли роились одна за одной. Я немного испугалась, когда рыжая кошка грациозно преодолела кусты близ лоджии, и запрыгнула прямо на подоконник первого этажа. Я так же тихо, как кошка, подобралась к балкону, какие есть только в обшарпаных жизнью пятиэтажках, и прислушалась.
В небольшой комнате играла музыка. Я попробовала напрячь слух, но попытки были тщетны. Я так и не поняла, кто поет из колонок магнитофона. Да это было и не важно, из комнаты доносились звуки, перекрывающие навязчивую мелодию.
Кто-то плакал.
Я привстала на носочки и кончиками пальцев зацепилась за край балкона.
Девочка сидела на кровати, опустив голову и закрывая рот рукой. Слезы стекали по детскому лицу и достигнув острого худого подбородка, орошали тетрадь, лежавшую рядом. Вряд ли в этой тетради были тяжелые уравнения, ведь я была уверена, плачет она точно не от этого. Янтарные глаза казались умными. Слишком умными для ее возраста.
Я оглядела девочку с ног до головы и поняла. Она не хочет возвращаться в школу. Там ее не любили. Я поняла это по худым запястьям и жидким волосам, собранным в нелепый хвост.
Я поняла это по взгляду, который был мне не знаком, но все же понятен.
Удивительно, сколь жестоки бывают дети.
Зачастую они готовы разорвать тебя на части, только за то, что ты не соотносишься с их понятием «идеально».
У тебя небогатые родители, которые не могут купить тебе дорогую одежду? Ты – ничтожество.
У тебя гормональные сбои и высыпали прыщи на лбу? Не сомневайся, ты – ничтожество.
У тебя есть лишний вес, поздравляю… Ты понял.
Лишь спустя годы уже повзрослевшие дети понимают, что ничтожность – это судить человека по его одежде, весу, расе и любому другому признаку, который бросается в глаза.
Но дети – чудовища. И я точно знала, что именно эти чудовища довели девочку до слез.
До состояния полного отчаяния.
– Катя! – девочка маленького роста вздрогнула, услышав свое имя.