Повесть о смерти
Шрифт:
– Да? – голос был тонким и едва слышим.
Я пробиралась сквозь ряды стульев в актовом зале, чтобы не сидеть со всеми вместе.
– Ты готова? – Кристина выглядел раздраженной и буквально нависла над девочкой.
– Сбавь обороты, – я обратила на себя внимание и те немногие, кто был занят последним прочтением сценария на заключительной репетиции, повернулись.
– Прости, что?! – чуть ли не взвизгнула Кристина.
– Я сказала, – немного приподнялась, чтобы меня было лучше слышно, – сбавь обороты.
Сцена была напряженная, но маленькая девочка, которую звали
Молчание нарушила Вера Викторовна, которая буквально влетела в актовый зал, задев стоящую плетеную вазу подолом длинной юбки.
– Так, все зайчики в сборе? – тут же залепетала она, голосом напоминавшая мне эльфа. К тому же огромные глаза сквозь линзы толстых очков делали ее вылитым жителем волшебной страны.
Кристина зло взглянула на меня, но все же промолчала и помчалась на сцену, где её уже ждал ее верный спутник.
– Так, первая у нас Екатерина, – Вера Викторовна села на первый ряд и натолкнула очки на переносицу, – прошу.
Катя уверенной походкой прошлась почти через весь зал, поднялась на сцену, и я заметила разительное изменение, между Катей, на которою накричала Кристина и между Екатериной, которая гордо выпрямилась и прошла на сцену.
И изменение это, называется уверенность, которая напрямую зависит от отношения.
Отношение к человеку.
Одно дело, когда ты повышаешь голос, считаешь себя выше других и считаешь, что вправе считать себя лучше всех, и совсем другое, когда ты знаешь, что ты выше, старше, мудрее, но ты не делаешь на этом акцента. Может и не все педагоги умели общаться с подростками так, как Вера Викторовна, но она делала это в разы лучше, чем самовлюбленная и думающая, что ей море по колено, старшеклассница.
Я уже выходила из гардероба с ветровкой в руках, как вдруг услышала какие-то крики на углу школы. Нужно было быть полным кретином, чтобы не понять, что там происходила ссора. Быстро подойдя к углу здания, я немного выглянула из-за кирпичной стены. У черного входа в школу стояло четверо. Трое девочек стояло как будто вокруг еще одной. За спутанными волосами я узнала Катю. Ничем неприметную, но так явно выделяющуюся среди других.
– Эй, что здесь происходит? – я вышла из-за угла, ловя на себе четыре пары недоуменных глаз. Катя стояла, окруженная тремя девочками, и смотрела так испуганно, что и без того огромные глаза, могли выпасть из глубоко посаженных глазниц.
– Не твое дело, – огрызнулась девочка с отросшими корнями на макушке и собранными волосами в тонкий хвост на затылке.
– Очень даже мое, – спокойно ответила я. Чего-чего, а с маленькими быдлятами я должна была справиться.
– Пошла н**уй, – крикнула вторая девочка, скрывавшая всю красоту своего пышного тела за черной толстовкой.
Не справилась.
Я опешила на секунду, а может на минуту, я не знала. Я просто испытывала шок, ни с чем не сравнимый. Я не шучу. В тот момент я просто приоткрыла рот, но все никак не могла ничего сказать. Не то что я не знала, что пятиклассники матерятся, конечно, я точно
– Уходи, – достаточно громко сказала Катя, и я могла бы спокойно уйти, оставив ее в одиночестве, но я знала, что ей нужна была помощь. Я видела в этом взгляде мольбу. За маской самостоятельности, разумеется. Я видела в ее глазах испуг, граничащий с беспомощностью. И могла ли я оставить ее сейчас здесь? На растерзание одноклассниц?
Не могла, конечно.
– Звоню маме, – я достала из кармана узких джинсов телефон и начала делать вид, что уже звоню нашей общей маме, которой разумеется не существовало.
– Да? – я пыталась изобразить максимально естественный голос.
– Что? Да, она со мной, – я посмотрела на Катю, а все остальные зрители наблюдали за моим спектаклем одного актера.
– Домой, – я положила телефон обратно в карман и снова взглянула на Катю, – мама сказала идти домой! – уже с некоторым нажимом произнесла я.
– Что ты… – Катя не успела договорить, я с силой рванула ее за локоть и окружавшие ее расступились.
– Идем, – я почувствовала в своей руке маленькую ладонь, а после услышала дрожащий голос:
– М-мы сможем зайти в школу, мой рюкзак остался там.
Я молча кивнула, и мы прошли в школу, чтобы Катя забрала свои вещи. Я стояла в холле и разглядывала кубки, которыми была награждена школа. Тут много было наград, но среди них не было почему-то наград за смелость, за доблесть и за бесстрашие. Неужели все эти качества были бесполезны? Неужели ценились меньше, чем хитрость и желание сорвать куш побольше? Зачастую, наша школа именно так получала металлические кубки, облитые золотом. Вот за что боролись волейболистки, облившие форму своих соперниц на городских соревнованиях. Вот, что считали своей мечтой мальчики, которые «случайно» сломали ногу самому быстрому футболисту в команде соперника. Вот, за что они сражались.
Вот, за что давали эти кубки.
– Я готова, – Катя натянуто улыбнулась, и я кивнула, толкнув перед ней входную дверь.
– Мне туда, – она показала в противоположную от моего дома сторону.
– Ты ведь живешь со мной в одном дворе?
– Я не домой, – Катя остановилась, – спасибо, что… Что забрала меня.
– А куда ты? – я пропустила вторую фразу мимо ушей.
– В художественную школу.
– Рисуешь?
– Немного, – Катя застеснялась, а мои губы наконец дрогнули в улыбке.
– Пойдем, прогуляюсь с тобой, –я сделала несколько шагов, и поняла, что Катя в раздумьях, – что это было?
– Это была школа, – заключила Катя и я потряслась до глубины души. Двенадцатилетний ребенок понимал о школе если не все, то многое.
– И за что же они с тобой так?
– Я не помогла им с контрольной работой, – Катя пожала плечами, будто это было нормальной ситуацией.
– А должна?
– Может и не должна, но раньше помогала.
Я промолчала, ведь не мне учить ребенка простым истинам, которые и взрослые-то не все понимают, а подростки и подавно.