Повесть об отроке Зуеве
Шрифт:
— Все так, — сказал Зуев. — Сила рассудил мудро. Русские не допустят, чтобы в стольном городе были кумирни. Но и он тоже не собирается строить в тундре церковь. Иная цель у него — идет к морю. Вот карта — он показывает карту.
Сила разглядывает карту. Ему интересно. Но сейчас другой разговор.
— Тогда скажи, зачем к морю идешь?
— Карту хочу исправить.
Сила задумывается.
— Много вас?
— Я, старик один, егерь и проводник.
— Русские хитры, — делает неожиданный вывод шаман. — Я знаю, русские хитры.
— Какой я хитрец? Я солдатский
— Все русские так говорят. Сам слышал, как ваши купцы торгуются: не обманешь — не продашь.
— Я не торговец, нечего мне продавать.
Два старика забираются в чум, садятся у огня, слушают Силу, который по-самоедски говорит им про Зуева.
— Сале-гард, Сале-гард, — чаще всего повторяет глава рода эзингейцев.
По лицам стариков ничего нельзя понять. Иногда разве причмокнут: то удивленно, то настороженно, то сердито.
Один старик прикрыл глаза. Это Вапти. Второй — Лопти. Он не спускает глаз с пришельца. Зорок, насквозь видит.
Вапти очень стар. Он устал смотреть на белый свет, его ничем не проймешь. Помнит русского князя, который жил в Березове. Царица его туда прислала.
У Вапти нос широкий, лопаткой, лицо удлиненное. Не лицо — морда лося. У Лопти нос остренький, чуткий, вынюхивающий.
Старик-лось. Старик-бурундук.
Старик-лось бурчит еле слышно:
— Сале-гард?
И надолго умолкает.
Старейшины племени многоопытны, терпеливы, дорожат своим достоинством.
Вапти по привычке бубнит под нос, и Сила с Лопти дожидаются, пока старейшина не переговорит сам с собой.
Наконец старик-лось замолкает, в горле у него булькает. Вапти обдумывал, что надо сказать через шамана этому луце. Всю жизнь старики кочевали. Бывали где придется — у моря, у гор, по всей большой тундре. Попеременно гнали оленей с юга на север, с севера на юг. Трудно сказать, кто кого гонит. Может быть, олени гонят род. Потому что оленю всегда нужен свежий корм, ягель. И олень, как судьба, ведет самоеда по тундре. Тундра — жизнь самоеда. Как солнце кочует по небу, так род кочует по тундре. Самоед промышляет дикого оленя, бьет медведя, ловит рыбу. По реке идет лед — самоед приносит жертву покровителю воды. Река разливается — самоед просит удачи у покровителя рыбы. С севера на юг. С юга на север. Так живет самоед. Так заведено исстари, с тех пор, как появился самый первый самоед. Но посланец царского города? Зачем идет на север? Разве у царицы, которая прислала сюда мальчика, нет других забот? Зачем ей, царице, Ледяное море? Пусть прямо скажет. Старейшин ничем не удивишь — они не любят обмана.
Что скажет луце?
Старики ждут.
Как объяснить?
Как войти к этим людям в доверие?
Что знают они о науке? Могут ли вообразить: есть такая сила, которая могущественнее кого угодно — атамана, царицы, верховного божества Торыма?
Мир для них прост и привычен, как чум. Пространство? Его извечно измеряют длиной пути,
Но есть же в мире свои тайны, неподвластные уму человека? Есть. Об этих тайнах знают духи-кулли, единственные на земле ясновидцы и мудрецы. Их не проведешь. Все видят. Все рассудят. Все растолкуют. Излечат хворобы. Подскажут, когда косяк рыбы угодит в сети. Одним им известно, когда человек родится и когда помрет, когда молвит правду, а когда несет околесицу. Духи-кулли… Глаз племени. Ухо племени. Разум племени.
Поспела рыбная похлебка. Сила разлил ее по мискам.
Только теперь Зуев почувствовал, как проголодался. Ну, похлебка! Жирна, куски муксуна сочны, тают во рту.
Вася внимательнее всмотрелся в лица собеседников. Скулы пошире, глаза поуже; старички да старички. Вот и сейчас Сила, как обыкновенный, усталый от житейских тягот деревенский мужичонка, не скрывает своих печалей:
— Обманывают нас — и не верим. Кругом обманывают. Почему русские не уважают наших духов?
— Я уважаю чужие обычаи. У меня тоже есть свой дух. Это он меня сюда послал.
— Что твой дух в тундре не видел?
— Ничего не видел. Велел до моря идти.
Сила удивился:
— В царском городе моря разве нет?
— Там одно, тут другое.
— Это правда. Тут, у Березова, тепло, на Ямале холодно. Тут есть лес, на Ямале — одни болота.
— Вот видишь. А как через болота пройти? Потому и взял в Тобольске проводника.
Шаману нравится этот парень. Совсем не похож на большого начальника.
— У князя Меньшева на груди была тамга. У тебя тоже есть тамга?
— Орден? — Вася улыбнулся. — Нет у меня тамги.
— Почему царица не дала?
— А я ее и в глаза не видел.
«Врет, — думает шаман. — У всех больших начальников есть тамга».
Снимает с жерди бубен. Железные колечки глухо звякают. Прислоняет бубен к уху. И падает на шкуры.
«Точно в уме повредился», — отмечает Зуев.
Он ждет своей участи.
— Мой дух сказал, — говорит Сила, — чтобы я вывел тебя на берег реки, показать Чарас-Най. Чарас-Най всякий обман увидит.
— Кто Чарас-Най?
— Три дня подожди, узнаешь…
Все становище прослышало о луце из царского города. У него есть свой дух. Совсем молод парень, а, оказывается, большой начальник. Он не желает зла эзингейцам. Из чума в чум передавалось: он вовсе не собирается строить церковь. Правда или нет — скажет Чарас-Най.
За Васей и Петькой по пятам ходили маленькие эзингейцы. Казачонок в их кругу чувствовал себя совершенно свободно. Добрый нрав его сказался в желании обучить самоедских детей русскому языку.
— Береза! — тыкал пальцем в дерево Петька.
— Би-роса-а! — вопили эзингейцы.
— Елка!
— Ио-о-олкя-я!
— Дождь! — Петька тряс головой, приглаживал волосы, утирал рукавом щеки, брызгался речной водой.
— Дос-с-сь, дос-с-сь! — скакали вокруг Петьки счастливые дети и приглаживали волосенки, утирали рукавом лица.